Людмила Бояджиева - Андрей Тарковский. Жизнь на кресте

— И что мне от всей этой возни? — Андрей отбросил принесенные ему Ольгой газеты со статьями о нем. Иностранных языков он не знал, Ольга переводила самые интересные отзывы. Но и восторги зарубежной прессы теперь злили Андрея — ведь он рассчитывал на самую высшую премию Каннского фестиваля, к которой прилагалась значительная денежная сумма. Она бы совсем не помешала сейчас, когда он сидел уже второй год без работы.

Пока мировая кинообщественность пировала на банкетах Каннского фестиваля и ломала копья вокруг советского режиссера, Тарковский переживал тяжелый период. Помимо опалы не радовали и события в личной жизни. Единственный плюс — женитьба Сергея (племянника Ларисы Кизиловой) на Ольге Сурковой. Да и то — сомнительный кадр этот Серёня. Тарковскому ни до кого. Он сам разрывается между семьей, Ларисой, ожидающей ребенка, и многочисленными мимолетными романами. Его надежды на обретение в женщине некоего рабски преданного спутника, лишенного собственных личностных интересов, кроме служения семье, не сбылись. Все женщины, появлявшиеся на его пути, вначале влюбленные и преданные всей душой, постепенно остывали, не вызывая ответного чувства. Короче, попадались стервы.

В этом был убежден Андрей, даже не подозревая, что сам не умеет любить: его заполняли иные чувства — к кинематографу. Частые и безалаберные влюбленности легко врывались в его жизнь и столь же легко забывались.

Рядом с ним в конце 1960-х годов остались две женщины — Ирма Тарковская с сыном Арсением, бескорыстно продолжавшая любить бросившего ее мужа, и беременная Лариса Кизилова, отчаянно стремившаяся заполучить режиссера, на будущность которого делала основную ставку. Бороться она умела и не чуралась никаких средств, чтобы очернить Ирму и, наконец, разорвать этот союз. Но Андрей, переживший стадию пылкой влюбленности в Ларису еще во время съемок «Рублева», закрутился в водовороте романчиков и вносить в свою личную жизнь кардинальные изменения не торопился.

Лариса добивалась брака с Андреем с большим трудом — закрывая глаза на его загулы, приручая и привязывая к дому, заласкивая. Пути искала и через желудок, и через постель, пользуясь лестью, материнской заботой и откровенным запугиванием. Не парткомом — нет. Беспартийный Андрей здесь был неуязвим. Инопланетянами.

Жила она тогда с дочерью Лялькой и мамой у сестры Тоси в двухкомнатной квартире на Звездном бульваре. Там же ютились два Тосиных сына — Алеша и Сергей. А затем и Оля Суркова, вышедшая замуж за Сережу. Мама Ларисы, Анна Семеновна, тихая женщина в домашнем халате, в круглых очках с толстыми линзами, постоянно горбатилась за швейной машинкой, поскольку была не модельером, как говорила Лариса, а надомницей, обшивавшей большую семью и еще ухитрявшейся заработать небольшие деньги на частных, тщательно скрываемых от фининспектора заказах. Кроткую работягу Анну Семеновну все очень любили. Андрей относился к ней с обожанием и, возвращаясь из загулов, даже просил у нее на коленях прощение.

На плите круглые сутки стояла большая сковорода с жареной картошкой, которую все та же замечательная Анна Семеновна изготавливала в поточном порядке.

Молодоженам — Ольге и Сергею — отдали маленькую комнату. В большой в те дни, когда не было Андрея, проживали Анна Семеновна, Тося, Алеша и Лялька. Когда появлялся маэстро, ему и Ларисе готовилась постель на кухне под столом.

Появлялся он неожиданно, после очередного «водоворота чувств», и Лариса, то мирным путем, то с помощью оглушительного, приправленного полновесной истерикой скандала, пыталась выяснить места его пребывания, имена соперниц. Иногда, сильно набравшись, Казанова звонил откуда-то Ларисе с просьбой его забрать. Она забирала, устраивала мощную головомойку, великодушно прощала и снова нежно опекала, так как была убеждена: игра стоит свеч.

Один из идиллических эпизодов пребывания маэстро в семье описан Ольгой Сурковой.

Поздний вечер, большое семейство постепенно укладывалось спать. Андрей принял ванну, облачился в полосатый махровый халат, из-под которого выглядывали худые, жилистые ноги. На голове, удерживая непослушные мокрые волосы, пристроен носовой платок с завязанными на углах узелками. Под платком резко очерченное и по-детски беспомощное лицо с постриженными, но все равно топорщившимися усиками. В образе «разорившегося аристократа» Андрей по-турецки усаживался на устроенной на кухонном полу постели и царственным жестом предлагал Ольге и Сергею присесть рядом. После этого он открывал томик Пушкина, Тютчева, Пастернака, а чаще читал стихи отца — так начинались ночные посиделки.

Мирные вечера чередовались с дикими скандалами и торжественными выходами в свет — Андрей выводил Ларису в Дом кино или ЦДЛ. Анна Семеновна шила ему потрясающие «импортные» костюмы с широченными плечами и расклешенными брюками. Андрей выглядел элегантным юношей на фоне своей спутницы, выступавшей в полном боевом вооружении — с килограммами косметики, тяжелыми от туши ресницами, в модном (тоже сшитом мамой) платье и непременно в шляпе (этот аксессуар она очень любила). Они совершенно не подходили друг другу, как персонажи разных картинок, во всяком случае Лариса выглядела вульгарнее, крупнее и старше своего спутника. Рядом с ней виделся провинциальный генерал, а не экстравагантный столичный интеллектуал.

Терпение Ларисы по поводу измен Андрея не было бесконечным — она с упоением бросилась в романы, о которых Андрей не догадывался. Порой казалось, что ему, в сущности, была безразлична и даже неприятна эта вульгарная женщина. Но что-то привязывало его к фонтанирующей энергией Ларисе. Не в малой степени — ее практицизм, умение устроиться в любой ситуации, опекать его. Инфантильный и совершенно беспомощный, Тарковский был из той категории людей, которые могут умереть от голода рядом с полным холодильником. Лариса устраивала быт, и было понятно, что тесная квартирка на Звездном бульваре — далеко не ее идеал, а лишь переходный период, с которым приходится мириться. Главная ставка на полное довольства будущее — конечно же, на Андрея.

Старания Ларисы увенчались успехом — в конце 1969 года она объявила, что беременна и врач запрещает делать аборт. Андрей понял, что надо принимать решение.

К тому времени отношения с Ирмой еще более осложнились. Причиной тому были не столько загулы и двойная жизнь Андрея, сколько обострившиеся внутренние противоречия. Андрей все настойчивее уговаривал Ирму забыть о режиссуре, считая, что это сугубо мужское дело. Ирма стала сниматься, хотя профессия актрисы ее никогда не привлекала. Уже после «Рублева» она сыграла главную роль в фильме «Доктор Вера» по повести Бориса Полевого. Но все больше злилась на Андрея за оставленную режиссуру. Спорить же с ним в этой сфере было невозможно — Ирма ощущала себя полной бездарностью. Она часто размышляла о себе и Марии Ивановне, сравнивая их судьбы. Мария Ивановна рассказывала невестке, что в какой-то момент одаренность мужа подорвала ее уверенность в себе. Ей казалось, что она рядом с ним не так талантлива, и она решила посвятить себя детям. Для Ирмы подобный путь был неприемлем. Она уезжала на съемки, Андрей тоже много времени проводил в экспедициях, и стало очевидно, что брак трещит по швам. Однако процесс гибели семьи был тяжелым и долгим — ведь они все еще оставались друзьями и восьмилетний Арсений тянулся к отцу. Но тот не имел ни малейшего представления о том, как нужно общаться с детьми. Андрей философствовал, делился с сыном своими мыслями о самых сложных материях, не делая скидку на возраст. Мальчик серьезно слушал, польщенный взрослым тоном и вниманием отца.