Юрий Сушко - Самая лучшая сказка Леонида Филатова

«Федота» молниеносно растащили на цитатки, фрагменты по всей стране, используя их к месту и просто так. Почти, как в свое время, современники Грибоедова фамильярно обошлись с текстом «Горе от ума». Рассказывают, даже незабвенный, первый и единственый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев как-то на людях случайно или умышленно, но обмолвился, немножко перевирая каноническое: «Утром мажу бутерброд, сразу мыслю – как народ?»

Замечательный драматург Григорий Горин в своем открытом «Письме в редакцию «Литературной газеты» признался в любви к молодому собрату по перу: «Посмотрел я во второй раз по телевидению сказку… написанную талантливым поэтом Леонидом Филатовым и вдохновенно исполненную талантливым артистом Леонидом Филатовым, порадовался за них обоих, посмеялся от души… Зачем нам сейчас «намеки» и «подтексты»? Не проще ли указать точно и конкретно, кто имеется в виду: Брежнев, Черненко или кто-то еще? А как фамилия Бабы-яги?.. Не Лысенко ли? Но тогда она как минимум не «баба»!.. И возникла у меня еще более страшная мысль, что сказка эта не только про прошлое, но и про сегодняшнее и даже где-то, возможно, про «завтрашнее», ибо никакая перестройка избавить нас от всех дураков, тиранов, интриганов пока не может. А если так, то, значит, и сказка, и притча, и прочая аллегория, по еще более меткому замечанию Салтыкова-Щедрина, «все еще имеет шансы быть более понятной и убедительной и, главное, привлекательной, нежели самая понятная и убедительная вещь»!

Главный редактор журнала «Юность» Андрей Дементьев гордился тем, что еще несброшюрованные листы со «Сказкой» разворовывали еще в типографии. Автор же к популярности «Стрельца» относился скептически, считал ее случайной, может быть, и неоправданной. Говорил: «Для меня это загадка. Я относился к этому как к баловству».

Но «Федот», а затем и другие филатовские произведения, прежде всего сказочные, были включены в вузовские программы преподавания современной русской литературы. Автор на сей счет был преисполнен скепсиса: «Да уж… Это, конечно, приятно, но не обязывает к гордости. Обязывает скорее к другому. Работать больше и качественнее». Но что бы там ни говорил Леонид Алексеевич, «Федота» по-прежнему изучают – и в школах, и в институтах. И, слава Богу, жив Федот! Зря, выходит, Филатов в первом варианте сказки пытался своего героя умерщвить. Спасибо мудрой цензуре: нельзя, чтобы из народного героя народ же и выпустил дух. И тогда автору пришлось придумать «хеппи-энд».

К сказкам вообще и своим в частности у Леонида Алексеевича Филатова было отношение особое: «Сказка, как любое притчевое произведение при минимуме сюжетных ходов и поворотов может изменить мир. Взял, например, и кто-то и превратился в кого-то или дворец построил. Русский фольклор он весь как бы паразитологический: Илья Муромец, пролежавший на печи 30 лет, или Иванушка-дурачок, который вообще ничего не делал и так далее, но зато в русских сказках добро всегда торжествует…»

Еще в середине 70-х Филатов сочинил блестящий цикл пародий «Таганка-75», подшучивая над известными поэтами. Тут уж Высоцкий «носился со мной как с писаной торбой, – рассказывал Леонид Алексеевич. – Он хвастался мной перед Мариной. А потом у нас были гастроли в Ленинграде и концерт во Дворце искусств. Володя меня выталкивает: ты – пародии. Я тогда читал в компаниях, а на сцене – ни разу. На деревянных ногах вышел к микрофону. Был неожидаемый мною успех. Он стоял за кулисами: ну что я тебе говорил, баран. Я говорю: это страшно, это нужно было все-таки решиться. Он сказал: это нужно было решить…»

А Филатов все сомневался, нервничал, дергался: «А вдруг отзвука не будет? И что? Уходить потом под шорох собственных ресниц?.. Володя стал меня заставлять… Я говорю: «Да не могу я, Вова… Я грохнусь еще. Ты что! Тут же навык нужно иметь, нахальство определенное…» А он: «Вот навык с нахальством и придет!» Но я все равно стоял за кулисами и думал: вот прочитаю что-нибудь из Маяковского, и баста. Вдруг слышу: Володя… объявляет, что я буду читать свои пародии. Тут уж деваться некуда… Так что, если бы не Володя, я, возможно, и не рискнул бы никогда обнародовать свои пародии. Потом-то уже читал их и в Будапеште, и в Москве. Он ведь меня стал везде таскать, как любимую говорящую игрушку. Шучу, конечно. Он был очень деликатен. Умел уважать в других что-то такое, что тонко чувствовал, но сам так же сделать не мог. Так Высоцкий стал моим «крестным отцом»…

С тех пор, признавался Филатов, я осмелел. Часто стал выступать. Рано или поздно я сам бы вышел, но когда бы это было… Чуть позже он даже попал на Всесоюзный конкурс артистов эстрады и стал лауреатом в разговорном жанре.

«Лоббируя» филатовские пародии во время своих сольных выступлений в разных городах, Высоцкий не стеснялся в эпитетах и комплиментах их автору, часто повторял (в разных вариациях): «У него оказался уникальный дар… Эти пародии, несмотря на то что были написаны только для театральных вечеров, имеют самостоятельную ценность… К счастью, он обладает даром имитации. Поэты часто ходят к нам в театр, многие из них – члены нашего худсовета, и Филатов за ними наблюдает. И ему удается не только сделать пародии на стихотворный стиль, но и актерски показать поэтов…»

Со временем Филатов стал уже без всякой боязни выходить с ними на сцену и элегантно раздавать словесные пощечины «олимпийцам» отечественной поэзии – Сергею Михалкову, Расулу Гамзатову, Роберту Рождественскому… Доставалось и, казалось бы, «неприкасаемым», по духу и по крови истинно таганским авторам – Андрею Вознесенскому и Евгению Евтушенко. Впрочем, «объекты» пародий на пересмешника отнюдь не обижались. Ведь, как говорил их автор, это «лишний раз поклон, если на тебя делают пародию, значит ты чего-то значишь… А заслуга Евтушенко в том, что он привлек внимание сотен, если не тысяч людей к поэзии. Может, не будь Евтушенко, я до Пушкина добирался бы тыщу лет…»

Выступления Филатова на эстрадных подмостках пользовались большущим успехом. Даже сам Аркадий Райкин весьма многозначительно оценил литературно-драматические способности своего несостоявшегося (в Театре миниатюр) артиста или завлита. «Как-то на вечере в ВТО, – вспоминал Филатов, – стою за кулисами и слышу: «За Райкиным идет Филатов». Я бросился к конферансье: «Федя, ты с ума сошел! Я не могу в таком порядке!» Вдруг сзади мягко рука ложится на плечо, и до боли знакомый голос: «Артисту Филатову можно идти после артиста Райкина». Это был не комплимент, ни в коем случае. Это означало, что он меня простил…»

Простил великий маэстро за то, что в свое время никому не ведомый актер Филатов проявил отчаянную смелость и отклонил более чем лестное предложение Мэтра поработать вместе в его театре.