Игорь Цыбульский - Громов

Новое назначение выглядело довольно странно. Переводили на равноценную должность да еще Бог знает куда. Что это? Своеобразное обещание новых перспектив? Но каких? Или, на это похоже больше всего, ссылка. Но за что?

В штабе Туркестанского военного округа, в Ташкенте, Громова принял командующий генерал-полковник Юрий Павлович Максимов. Неторопливо и подробно генерал-полковник рассказал Громову о предстоящей службе в Афганистане. Здесь впервые не из путаных слухов и сообщений зарубежных радиостанций, а из уст крупного военного руководителя Громов узнал о том, что запланированная бескровная охранная операция превращается в настоящую войну. Что он должен готовиться к проведению боевых операций, которые в отличие от учений будут связаны с реальными, а не условными жертвами. Тогда же впервые услышал предположение, что война эта будет все больше ожесточаться и продолжится, возможно, не один год.

Встреча запомнилась откровенностью, но больше всего нескрываемой заботой и теплотой, которую достаточно редко случается встречать в среде высшего армейского командования. Как же важен такой разговор для человека, уходящего в неведомый, полный грозных опасностей, мир войны!..

Зато в других отделах штаба округа, где ему пришлось побывать, на Громова смотрели так, будто видели в последний раз. Чувствовалось, что тут ожидают потерь людей и техники. Значит, впереди действительно война.

Аэродром, с которого Громов вылетал в Кабул, находился неподалеку от Ташкента. На летном поле, ежась от утреннего морозца, стояли десятка два офицеров. Все с пистолетами и автоматами. Это были, как он понял, афганские «старослужащие», возвращавшиеся в свои части. Несколько человек, как и он, были без оружия и, видимо, тоже направлялись к новому месту службы. Однако на полевой форме ни у кого не было видно знаков различия, и только он был в форменной шинели с погонами и полковничьей папахе. Знали бы они, что в чемодане у него лежит еще и парадная форма!

Как можно незаметнее Громов снял каракулевую папаху и достал из чемодана скромную зимнюю шапку.

Его манипуляций, похоже, никто не заметил. Люди были непривычно молчаливы и погружены в себя. Все ожидали команды на посадку. Никаких загранпаспортов и виз не было в помине. В самолет садились по списку.

Летели в санитарном Ил-18 с медицинскими носилками вдоль бортов вместо кресел. Тоже недвусмысленный знак войны.

В Баграме, самом крупном аэродроме на территории Афганистана, были уже не знаки, а настоящая пулеметная и автоматная стрельба неподалеку от взлетно-посадочной полосы. Что там происходило, никто толком объяснить не мог. Летчики пожимали плечами и говорили, что в последние дни стрельба слышна очень часто.

В Баграме пришлось заночевать. Вылета на Кабул не давали.

Спали в самолете на тех самых медицинских носилках. Вот тут Громов на себе испытал прелести так называемого резко-континентального афганского климата. Ночью грянул настоящий мороз, градусов за двадцать. Спал, не снимая шинели, и хорошо еще, что у летчиков нашлись подушка и одеяло.

Утро было солнечным. Горы голубой стеной поднимались вокруг аэродрома. Вчера вечером по прилете Громов их не заметил. Вершины ослепительно сияли под утренним солнцем. Чистый, даже сладкий какой-то, воздух высокогорья хотелось пить, как родниковую воду. Так получилось, что война теперь слилась в ощущениях Бориса Громова с голубым холодом горных вершин, полыхающим красным рассветом, ревом прогреваемых авиационных двигателей и уже не страшной при утреннем свете автоматной стрельбой…

Штаб 40-й армии располагался во времянках-вагончиках у подножия холма, на котором стоял дворец Амина, сильно пострадавший после штурма.

Командующий генерал-лейтенант Юрий Владимирович Тухаринов оказался человеком запоминающимся. Высокий, худой, немного сутулый, внешне он слегка напоминал Дон Кихота. Однако командиром был волевым, требовательным и совершенно лишенным расслабленной мечтательности идальго из Ламанчи.

На долю этого генерала выпал сложнейший период. 40-я армия, до самого ее развертывания перед вводом в Афганистан, существовала только на бумаге. Этой армии, сформированной на первых порах из запасников, призванных как бы на учения, довелось осуществить операцию входа на территорию сопредельного государства, а затем до самой замены на кадровых военнослужащих, удерживать занимаемые плацдармы в условиях реальной и постоянно обостряющейся боевой обстановки.

Такое странное решение было принято политическим руководством страны, пребывавшим в полной уверенности, что советские войска непременно окажутся в «дружеском окружении». Неприятностей ждали откуда угодно и прежде всего от заклятых друзей США и НАТО, но только не от самого братского афганского народа (хотя и опасались, что в последующем столкновения возможны с «религиозниками»).

Практически на пустом месте генералу Тухаринову пришлось создавать механизм управления армией, отлаживать связи и взаимодействие с правительственными войсками республики и руководством Афганистана. Надо сказать, что он с этой задачей справился. Справились со своей задачей и вырванные из мирной жизни резервисты. Ввод стотысячного контингента и громадного количества техники на чужую, незнакомую территорию — сложнейшая боевая задача даже для подготовленной регулярной армии — прошел вполне успешно.

Генерал Тухаринов принял Громова в своем вагончике-времянке. Все помещение было завалено картами, и когда Тухаринов предложил Громову сесть, тому пришлось переложить на другой стул кипу бумажных рулонов.

По темным кругам под глазами можно было догадаться, что генерал спит урывками. Разговор получился недолгим и вполне официальным, к тому же постоянно прерывался телефонными звонками.

Некоторые телефонные разговоры вызвали у Громова удивление. Кто-то докладывал командующему, что занял со своим подразделением какой-то плацдарм.

— Ну-ка, давай по карте, — генерал развернул карту, нашел указанное место и начал дотошно расспрашивать, как размещены огневые почки и где первая, вторая роты, как расположены окопы, склады и блиндажи.

«Странно, — думал Громов. — Надо сильно не доверять командирам, чтобы обсуждать на уровне командующего армией вопросы, которыми должен заниматься командир батальона. Неужели они сами там не смогут решить, где расположить минометную батарею, а где вырыть блиндаж?»

Впрочем, уже через несколько дней Громов сам не менее подробно расспрашивал своих подчиненных, как они расположили огневые точки и не забыли ли выкопать окопы полного профиля.