Геннадий Моисеенко - Эпоха победителей. Воспоминания пламенных лет!

Когда Балюта несколько поправился, его перевели на работы в механические мастерские. В этих мастерских работали в основном, заключенные немцы, и было несколько судетских чехов.

К концу 1942 года обстановка для германской армии на фронтах ухудшилась, мобилизация следовала за мобилизацией. Рабочих в Германии явно не хватало, и немцы начали ослаблять режим для заключенных немецкой национальности, для других он только ужесточался. Заключенных немцев стали привлекать не только для внутрилагерных работ, а и формировать команды для работы в других лагерях и лагерях на территориях заводов.

Вот в такую команду и включил Карл Вебер И.К. Балюту, вместо умершего заключенного, немца по национальности; дав ему его номер и назвав фамилию для переклички, на случай если им подробно заинтересуется охрана. Колонна построилась, прошла перекличку, миновала ворота и направилась на погрузку. Гудок паровоза, и прощай такое ненавистное Дахау. Еще один круг ада позади. Поезд набирает скорость, стучат колеса, позади Германия с её аккуратными домами и кирхами.

Если подтянуться на руках к маленькому зарешеченному смотровому окну, то по пейзажам можно определить – за окном пошла Чехия. По прибытии на место его побег выяснится сразу, хотя бы по языку. Тогда смерть. Но немецкие товарищи это понимают. Они помогают выбить решетку и выбраться на крышу. Поезд замедляет ход, и Иван скатывается вниз по насыпи. Задний фонарь мелькнул за поворотом и исчез. Теперь свобода.

Уже через много лет, в шестидесятых годах, от бывшего узника Дахау Онопченко С.Е., который, как, оказалось, был в том же 19-ом блоке, он узнает дальнейший ход событий. Онопченко их описывает, как друг по несчастью, откликнувшийся на его беду. Его предположения были правильными. В Дахау его побег был обнаружен. После недолгих поисков лагерная охрана объявила заключенным: «Узник номер 33 763 пойман и повешен». А чех-переводчик, Пето Иванович, сказал: «Запомните, вы бараны, отсюда невозможно бежать. Ещё ни один человек отсюда не убежал. Все ваши потуги абсолютно напрасны».

Эта история в 80-х годах среди наших литературных кругов, да и не только литературных, а особенно среди тех, кто сейчас гордится своим демократизмом, бормочет о слезе ребенка и доверии к человеку – вызывала сильное недоверие и сомнения в достоверности событий и личности Карла Вебера. Причем, эти либеральные по теперешним временам круги, до настоящего времени, интенсивно распространяют версию, что всех бывших заключенных, якобы, считали шпионами и отправляли в лагеря. У них этот эпизод вызывал гораздо больше сомнений, чем в самом МГБ. В период перестройки и реформ, сменив красный халат на белый, и быстро переодевшись в новую идеологическую одежду. Став либералами, а то и монархистами, такими смешными крестьянскими – дворянами. Они перешли на другую сторону, и усиленно критикуют тех красных. И завираются порой так, что сами начинают верить, что это были не они, так называемый второй эшелон власти, а какие-то те прилетевшие, наверное, с Марса, неведомые и загадочные личности.

И уже мне самому, после внезапной смерти отца, пришлось заниматься доказательством справедливости этой, такой необычной истории. Я писал письма в ГДР, надеясь найти следы Карла Вебера. И, наконец, в июле 1980 года, получил письмо за, подписью директора Центрального партархива института Марксизма-Ленинизма ГДР, профессора, доктора Вобке, который любезно сообщал.

– Анализ архивов МВД Германии показал, что Карл Вебер в их картотеке не числится, то есть, во внутрилагерной агентуре он не состоял. Что уже говорило о том, что он человек честный. И дальше профессор сообщал:

«По результатам консультаций с бывшими узниками концлагеря Дахау, товарищами Робертом Шобером и Оскаром Хинкелем, являющимися членами комитета бывших узников Дахау, можно сказать, что они хорошо помнят Карла Вебера и подтверждают его политическую деятельность в Дахау. Товарищ Оскар Хинкель работал слесарем в мастерских концлагеря Дахау вместе с Карлом Вебером. Как утверждают оба этих товарища, Карл Вебер, в тот период, проживал в Штутгарте ФРГ и являлся активным членом Коммунистической Партии Германии.

И, наконец, письмо от самого Карла Вебера, который пишет:

– Я, в действительности был осужден в 1935 году фашистским судом за подготовку, конечно по их разумению, государственной измены и находился в заключении в тюрьме, с последующим переводом в концлагерь Дахау. Ваше письмо для меня было большой радостью, так как подтверждало мою антифашистскую деятельность.

– К моему огорчению моя жизнь, после войны, складывалась не совсем безоблачно. В 1967 году я был привлечен к судебной ответственности как один из организаторов запрещенной в ФРГ, Коммунистической партии Германии. Хотя, в пропаганде, наши послевоенные власти кричали о своем демократизме, правах и свободах человека, а на деле мне, да и многим другим вновь, как и в фашистский период, было очень туго. Я опять начал подвергаться преследованиям и ждал судебного процесса.

– Тогда на процесс приходило много писем и доказательств моей антифашистской деятельности и моей помощи, заключенным разных национальностей, в том числе и советским гражданам. Они писали: «Из всех Капо, работавших в лагерях, не многие решались помогать заключенным и спасать их от произвола и уничтожения СС, как это делал Карл Вебер. Чем он и приобрел авторитет среди честных людей». Карл Вебер подтверждал:

– В действительности, мы с товарищем Хинкелем, с 1942 года были в команде «Прецефикс». Эта команда, состоявшая из лагерных заключенных, насчитывала до 400 человек и обслуживала механический цех. Мы подбирали и переводили в эту команду, спасая от неминуемой смерти, заключенных разных национальностей. Будучи патриотами Германии, мы ещё, несмотря ни на что, были и интернационалистами. В этой команде, за всё время, было довольно много русских, около 100 человек. Фамилий штаб СС нам не давал, общались мы по именам или кличкам, среди русских было несколько человек, которых называли «Иван». Мы с Оскаром Хинкелем готовили несколько побегов.

– Была такая возможность спрятать заключенных в машинах с грузом, но эти побеги часто кончались неудачно. СС спускало собак, заключенных держали на лагерном плацу под пулеметами, и никто не знал, откуда придет смерть – слева или справа. Это делалось по одному мановению руки лагерьфюрера. Такие эпизоды как вы описываете, были у нас часто.

– Насколько были удачны побеги из этих команд, конечно, нам никто не докладывал. Если это случалось в поездах, то заключенных сильно пытали. Но после войны мне писали некоторые товарищи, особенно из Чехословакии, что им удалось спастись таким образом. Таким человеком был Властимил Прохазка.