Борис Тененбаум - Великий Линкольн. «Вылечить раны нации»

Дамы, генералы и другие крупные неприятности…

I

Т радиционное описание разделения власти в США на три независимые ветви – законодательную, исполнительную и судебную – все-таки дает не совсем точную картину, потому что есть и четвертая составляющая, в Конституции напрямую не прописанная. Это – пресса. В условиях грамотного населения и полной свободы слова газеты, помимо своей прямой функции, играют еще и роль « сторожевых псов демократии ». Это, собственно, вполне понятно. Газета – товар, ее надо продавать. Hy, мало что « продает новости » так хорошо, как скандал, а какой же скандал может быть больше, чем коррупционный?

Результаты выборов 1860 года в немалой степени были определены тем, что партию демократов многие считали продажной, – в прессе один за одним полоскали скандалы, связанные с нечистыми на руку чиновниками из ведомства по военным контрактам.

Предполагалось, что новая администрация в этом отношении будет чиста, как лилия, – и когда вскрылись довольно лихие дела Саймона Кэмерона, президенту Линкольну пришлось нелегко. Пресса накинулась на него, скандал пришлось срочно гасить, число связанных с ним неприятностей росло и множилось, – и тут вдруг выяснилось некое новое обстоятельство, которое покуда не достигло ушей газетчиков, но в принципе грозило взрывом. Сюрприз Линкольну преподнесла его собственная супруга.

Миссис Линкольн, урожденная Мэри Тодд, в Белом доме поначалу просто потерялась. Уж очень он был велик. В резиденции президентов США было три дюжины комнат, и среди них попадались такие, в которых ее дом в Иллинойсе уместился бы целиком.

Но понемногу она освоилась и даже начала в своем роде « блистать в свете ». Конечно, над ней хихикали. Склонная к полноте дама на пятом десятке, одетая с провинциальным шиком и не отягощенная серьезным образованием, мало походила на «светскую львицу». Но, во всяком случае, особых проблем она не создавала, никаких политических заявлений не делала и даже произвела относительно благоприятное впечатление на корреспондента лондонской «Таймс».

В своем отчете он написал, что «первая леди Америки» старается соответствовать своей роли – в той мере, в которой ей это позволяет ее весьма ординарная внешность. Еще он сварливо добавил, что яркое платье миссис Линкольн могло бы иметь вырез и поменьше, но больше ни к чему особо не придирался.

Но беседы с иностранными корреспондентами не занимали все свободное время Мэри Линкольн, и она решила взяться за настоящее дело – за переустройство Белого дома. Там и правда надо было много чего переделать – обои облезали со стен, занавеси пришли в негодность, покрытие полов нуждалось в ремонте, а в 11 комнатах полуподвала было полно крыс. Ехидные англичане говорили, что вся обстановка президентской резиденции напоминает третьеразрядный отель – и конгресс выделил на улучшение Белого дома целых 20 тысяч долларов. Применением этих денег кто-то должен был заниматься – и кто же, спрашивается, справится с этим делом лучше, чем супруга президента США, которая, так сказать, как раз и являлась хозяйкой Белого дома?

И миссис Линкольн энергично взялась за дело.

II

Биографы, благожелательные к Мэри Линкольн, говорят, что у нее был « импульсивный характер » и не было « правильного чувства баланса бюджета ». Люди, настроенные менее благожелательно, говорили, что внезапное повышение ее материального благосостояния – годовое жалованье президента США составляло в то время 25 тысяч долларов – ударило ей в голову. Наконец, недоброжелатели первой леди говорили, что она – просто дура. И пожалуй, с этим определением хочется согласиться.

Проект переустройства Белого дома начался с того, что супруга президента лично посетила Нью-Йорк и Филадельфию с целью подобрать подходящие материалы. Ей многое понравилось – и модная мебель, и ткани на драпировки, включая даже такую экзотику, как французский «сатин ДеЛейн» – все это снискало ее полное одобрение. Она заказала французские обои и особый фарфоровый сервиз под названием «Сольферино в золоте», пожелав, кстати, чтобы сервиз был украшен гербом Соединенных Штатов. А еще она прикупила бельгийский ковер светло-зеленого цвета размером в 117 ярдов, который был сплетен так, что напоминал « прозрачные воды океана, приносящие розы к вашим ногам… » – как описал этот ковер некий знаток и любитель декоративного искуcства[1].

Миссис Линкольн вернулась в Вашингтон и лично взялась за надзор над чисткой помещений под новую мебель, ковры и прочее. Стены внутренних помещений Белого дома были отдраены по полной программе, полы отчищены от въевшейся в них грязи, и все было готово к нужному времени. Начали прибывать покупки, Белый дом стал становиться все краше и краше, а потом начали приходить и счета.

И выяснилось, что миссис Линкольн угрохала не только все те 20 тысяч долларов, которые ей выделил конгресс, но чуть ли не все жалованье своего мужа, и не за 1861 год, а за все четыре года его президентства. Первое, что ей пришло в голову, была идея о необходимости спрятать от мужа то, что она наделала. В полной панике она металась из комнаты в комнату, осыпала проклятьями секретарей Линкольна, Николаи и Хея – они даже прозвали ее «хелл-кэт», «адской кошкой», – и наконец решила поправить дела, срочно выставив на аукцион старую мебель Белого дома. Выручка оказалась разочаровывающей. Белый дом, собственно, так или иначе избавлялся от своих отходов, и одним из способов делать это была продажа навоза из президентских конюшен по 10 центов за воз. Ну так вот, продажа старой мебели принесла примерно столько же.

В такой беде Мэри Линкольн нашла опытного советчика – садовника при Белом доме, по имени Джон Уатт. И он объяснил хозяйке, что всегда можно поправить дела, если систематически накручивать цифры расходов и выставлять фальшивые счета за несуществующие покупки. Правда, это может быть затруднительно – в Белом доме имелся специальный стюард, который и занимался всеми хозяйственными делами, – но ведь его всегда можно уволить, правда? И заменить верным человеком – женой Джона Уатта?

Так миссис Линкольн и сделала.

III

Уже где-то осенью 1861 года даже в слабую голову миссис Линкольн проникла, по-видимому, тень понимания, что стотысячный долг пятаками не покроешь, – и она набралась духу и поговорила с Бенжаменом Френчем. Он заведовал общественными зданиями в Вашингтоне, в том числе и Белым домом. Тот довел произошедшее до ведома президента – и ярости Авраама Линкольна не было границ. Он кричал, что никогда не посмеет просить у конгресса дополнительных денег на « этот паршивый, вонючий, прогнивший старый дом в то время, когда солдатам не хватает одеял …»