Иван Сытин - Жизни для книги

Всякий раз, когда я спрашивал Фролова, не нужно ли нам дипломированных техников, он возражал:

— А зачем? Свои ребята справятся…

Я отнюдь не придерживаюсь того мнения, что дипломированные техники не нужны на фабриках. Напротив, они нужны, как хлеб насущный, но я хочу только отметить необыкновенную талантливость русского рабочего и чрезвычайное обилие у нас самоучек. Ах, если б этим рабочим дать настоящую школу! Сколько времени и сил тратят они на открытие уже открытого и на изобретение уже изобретенного! И как длинен, как мучителен путь всякого самоучки. Это я и по себе знаю, так как в типографском и издательском деле я ведь тоже самоучка, не знавший такой школы. Родители научили меня только читать и отдали на работу 12 лет от роду.

При нашей главной типографии мы в виде опыта основали школу технического рисования и литографского дела, и опыт превзошел самые смелые ожидания.

Организуя такое учреждение, мы хотели иметь постоянный приток грамотных в художественном отношении молодых тружеников на поприще литографского производства. В этом направлении велось и преподавание. Но когда в 1905 году наша фабрика была сожжена, то на школу было возложено специальное поручение — восстановить необходимые для самых ходких изданий (буквари, учебники, детские книги) старые рисунки, поправить фотографии сохранившихся отпечатков с погибших клише, а также приготовить новые оригиналы обложек, иллюстраций, заставок, алфавитов, Заглавных букв и целые комплекты титульного шрифта. И школа с честью исполнила эту огромную и трудную работу.

Среди школьников были настолько талантливые мальчики, что приходилось посылать их в Московское училище живописи, ваяния и зодчества для получения высшего художественного образования.

В последнее время перед революцией школа обслуживала многие отделения фабрики, поставляя туда самостоятельных специалистов — мастеров с художественной подготовкой.

Так первый же опыт школы, и притом самый трудный, требующий творчества, вкуса и выдумки, дал прекрасные результаты и помог фабрике выйти из больших затруднений после пожара.

Как относились рабочие к своему делу и к обязанностям, которые на них возлагались? Честно относились. Старые россказни о том, что русские рабочие портят машины, являются на работу в нетрезвом виде и пропускают рабочие дни, надо отнести к области преданий.

Я и представить себе не могу, чтобы на фабрику рабочий пришел в пьяном виде. Это совершенно невозможный случай. Никогда не жаловались мы и на поломку машин и на небрежное отношение к машине.

Бумажное дело

умага для издателя — это то же, что хлеб для желудка. В старой России книга была редкостью и книжный рынок пользовался исключительно привозной бумагой. Но и в 80-х и в 90-х годах прошлого столетия, когда спрос на книгу увеличился в неслыханных дотоле размерах, русское бумажное дело не шло в ногу с делом издательским и всегда отставало от него. Мы по-прежнему снабжались заграничной привозной бумагой, и наши бумажные фабрики не выдерживали никакого сравнения с заграничным производством.

Отсталость России в бумажном деле была тем более удивительна, что природные условия давали решительно все, чего можно было только пожелать для блестящего развития дела. Замечательные леса, полноводные сплавные реки, огромной мощности водопады, дешевый труд — все говорило о том, что бумажное дело в России должно процветать, что Россия может завалить своей бумагой все иностранные рынки.

Но косность русского капитала и какой-то первобытный страх перед «новым» делом сделали то, что на своих лесах, водопадах и реках мы сидели, как собака на сене, и выписывали бумагу из маленькой Финляндии, хотя могли бы сами обслуживать всю Европу.

Очень нередко мы испытывали и бумажный голод и бумажные кризисы, так что первой заботой русского издателя и, так сказать, его пожизненной, вечной тревогой всегда был вопрос о бумаге.

Я эти заботы пережил на собственном опыте, когда дело стало развиваться и когда наша фирма потребляла уже семь тысяч пудов бумаги в день (три тысячи пудов в Москве и четыре тысячи пудов в Петербурге).

Как удовлетворить эту все растущую потребность в бумаге и сбросить с себя зависимость от иностранного производства?

Решение вопроса, конечно, могло быть только одно: если нет большой настоящей бумажной фабрики, то ее надо построить. Или, по крайней мере, найти что-нибудь подходящее из существующих фабрик и развить производство до необходимых размеров.

Но в России были только маленькие, слабосильные фабрики, созданные еще при крепостном праве на основе подневольного труда, да кое-какие начинания промышленников позднейшего времени. Но все это было слабо, ничтожно и походило не столько на фабрику в европейском значении слова, сколько на кустарное производство мелких предпринимателей. Все, вместе взятые, эти фабрики не могли снабдить бумагой даже одну только нашу фирму, так как русская фабрика, производившая две тысячи пудов бумаги в день, считалась уже большой.

Оставалось, таким образом, подумать о новой, первой в России большой фабрике, и я приступил к этому делу. Лесов и водопадов в России было очень много, и все водопады были свободны, так как царское правительство в старину не разрешало эксплуатации водопадов для промышленных целей и не было выработано даже цен за пользование этим «белым углем». К моим услугам, таким образом, было около семи свободных водопадов, и я выбрал самый подходящий — на реке Кеми, при городке того же имени, вблизи моря, — водопад в 20 тысяч лошадиных сил. Тут же на необозримом пространстве стояли и казенные леса, вполне пригодные для эксплуатации.

Я начал с того, что поручил чиновнику водных путей, специалисту по водопадам, изучить данный водопад во всех подробностях. Чиновник работал на месте два года, получая по тысяче рублей в месяц, и исполнил задачу прекрасно. Все было изучено, промерено, начерчено, и вся подготовительная работа по постройке и оборудованию фабрики могла считаться Законченной. Оставалось найти компаньона-капиталиста и приступить к делу. Захватив планы и чертежи, я поехал в Берлин и предложил мой проект вниманию г-на Стиннеса. Он нашел концессию блестящей. Все, что можно было пожелать, было налицо: огромной мощности водопад, фантастические лесные богатства, сплавные реки, близость моря и готовый рынок.

Г-н Стиннес очень увлекся этим делом. Себестоимость бумаги, по подсчетам, обходилась в 80 копеек пуд на месте, а продажная цена ее была 3 рубля за пуд. При затрате капитала в 9 миллионов фабрика могла давать ежегодно чистого дохода 3 миллиона рублей.