Моя мама сошла с ума. Книга для взрослых, чьи родители вдруг стали детьми - Елена Ивановна Афанасьева
Я люблю тебя, бабуль…
Виктория Потемкина, сотрудник финансовой организации
У бабушки, маминой мамы, скорее всего, была деменция, но тогда это называли склерозом, говорили, что все старики такие. Никто не знал, что это болезнь. Постепенно я стала замечать, что похожее стало проявляться и у мамы.
Маме, Людмиле Иосифовне, сейчас 78 лет. Она из простой семьи. Всегда была круглая отличница, закончила с золотой медалью школу, с красным дипломом университет и всю жизнь проработала преподавателем русского языка иностранцам. Работа была для нее на первом месте. Работала до 72 лет, сначала в Ростове в медицинском и сельскохозяйственных институтах, потом в РУДН. Было несколько длительных командировок – Китай, Лаос, Камбоджа, Марокко, – где она преподавала русский язык.
Я долго не понимала, что происходит. Мне казалось, что это безумные капризы и эгоизм. Притом, что у нас с мамой были замечательные отношения. Первые двадцать лет мы мало вместе жили – она бывала в командировках, я оставалась с бабушкой. Потом наступил период, когда мы очень сблизились, стали лучшими подругами, могли обо всем с ней говорить. И вдруг ты понимаешь, что человек будто начинает тобой манипулировать. Что бы ты ни делала, всё не так, всегда недовольство.
Вместе с мамой меня с трех лет воспитывал отчим, мы все за ним были «как за каменной стеной». Но в 54 года у него обнаружили рак, и за шесть месяцев он сгорел. Мы тогда волновались за маму, но она взяла себя в руки и смогла это пережить.
После смерти мужа она не хотела жить одна, стала жить с моей семьей, свою квартиру сдавала. Очень гордилась финансовой независимостью, тем, что могла купить билет и сама полететь к моей сестре в Германию. У нее всегда были хорошие отношения и с моим мужем, и с внуками, особенно со старшим. Был период, когда они жили вдвоем – мы работали за границей, а сын уже вернулся учиться в Москву. И говорил: «Бабушка, ты мой roommate!»
Диагноз деменция предварительно ставили, но у мамы были проблемы еще и с ухом, и с давлением, и одно лечение исключало другое. Поэтому упора на лечение деменции не было, а таблетки она прятала.
Я добилась, чтобы ее прикрепили к поликлинике РУДН, которая лучше районной. Записываю маму на прием, договариваюсь с соседкой, что та ее проводит. Вечером спрашиваю, как все прошло, мама отвечает, что все хорошо, сходили, и даже начинает про врача рассказывать, а соседка потом мне говорит, что никуда они не ходили: «Ваша мама сказала, что плохо себя чувствует».
Она стала очень плохо передвигаться, ног практически не отрывает от земли. И несколько раз мы замечали, что если кто-то из нас видит маму со стороны, а она не знает, что мы наблюдаем, то выглядит и идет вполне бодро, но стоит появиться нам, как всё, она сразу шага сделать не может. Было чувство постоянной игры.
Почти исчезло общение вне семьи. Года три назад она еще встречалась с подругами, потом перешла на скайп, но кто-то ей сказал, что она как-то не так в скайпе выглядит, разонравился и скайп.
Мама всегда хорошо выглядела, очень за собой следила и всегда в любой ситуации при любом самочувствии ходила в салон. А потом наступил период, когда ей стало все равно, во что она одета, как выглядит. Полный шкаф одежды, а она каждый день одну и ту же майку надевает: уже одежда вся в пятнах, начались запахи. И в общении начались странности. Разговариваем, она адекватно реагирует – и вдруг отключается, куда-то «улетает».
Стала всё прятать. Нужно идти в пенсионный фонд – не можем найти трудовую книжку: куда спрятала, не помнит, все вокруг виноваты, и полночи мы все ищем книжку. Невролог, которого вызывали, предупредила нас, чтобы мы убрали колюще-режущие предметы.
Дальше, как снежный ком, пошел просто развал, и последний год уже никому из нас не хотелось идти домой. Морально было очень тяжело. Прошлый год у меня был сплошной аутотренинг. Шла с работы и настраивала себя, что надо понимать, что это уже другой человек. Иду, дам себе тридцать три установки, прихожу – двадцать раз промолчу, а на двадцать первый не выдержу, сорвусь и потом себя ругаю. Через час захожу к ней, вся извожусь, что я плохая дочь, а она ничего не помнит, у нее все нормально.
Периодически появляется агрессивная раздражительность, которая переходит в злость. Стала слышать какие-то голоса: «Меня бабушка зовет!» Дрожит вся. Ложиться спать стала рано, но лежит и час, и два, и три и смотрит в потолок.
Сейчас перевезли маму за город, наняли сиделку. Волновались, потому что у нас с моей бабушкой была история, когда она три года не вставала, а когда наняли сиделку, вдруг вскочила и выгнала сиделку с матом. Но мама на удивление спокойно приняла это.
Сиделка – чужой человек, она не знала маму другой, поэтому ей психологически легче. У меня, к сожалению, не хватает нервов на это всё, я не могу воспринимать маму иначе.
Если бы я знала, что можно что-то сделать, что есть терапия, я бы всё сделала. Мне гораздо легче чем-то заниматься, всё организовать, подключить и знать, что идет какой-то прогресс. Но лечения нет. И, главное, мама ничего не хочет сама. И я вижу, что всё очень похоже на то, что было у бабушки, и становится еще неприятнее.
Митя Алешковский, соучредитель благотворительного фонда «Нужна помощь!», создатель и руководитель медиапортала «Такие дела», Москва
Бабушка моя Элеонора Александровна Павлюченко, историк и писатель. В войну подростком охраняла знамя под Ржевом, потом была тружеником тыла. С золотой медалью закончила школу, приехала поступать в МГУ, там познакомилась с дедушкой, Натаном Яковлевичем Эйдельманом. У них родилась дочь Тамара Натановна Эйдельман, чей сын, соответственно, я.
Бабушка сама – выдающийся историк. Сколько себя помню, бабушка сидела за печатной машинкой и что-то печатала. Ее книга про жен декабристов «В добровольном изгнании» в Советском Союзе издавалась какими-то огромными тиражами, больше 400 тысяч экземпляров.
Бабушка всегда была «электровеник». Всегда суперактивная. Постоянно повторяла, что в движении – жизнь, пока мы движемся, мы живем. Суперактивный. Мегаактивный человек.
Когда появились первые симптомы, я точно не помню. Болеет бабушка уже давно, и изначально это выглядело просто как старость. Казалось, что-то бабушка подзабывает. Пошла
