Павел Анненков - Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта

Неудивительно после того, что П. В. Киреевский в предисловии к своему «Собранию народных песен», напечатанных в «Чтениях общества любителей истории» (Москва, 1848, № 9), говорит следующее: «А. С. Пушкин еще в самом начале моего предприятия доставил мне замечательную тетрадь песен, собранных им в Псковской губернии». Если не ошибаемся, начало предприятия П. В. Киреевского должно отнести к 1830 году. Пушкин в это время уже владел значительным количеством памятников народного языка, добытых собственным трудом.

В бумагах Пушкина сохранилась любопытная записка, писанная карандашом. Это заглавия разных стихотворений, созданных до 1826 года включительно. Некоторые из этих заглавий, измененные или выпущенные в изданиях его сочинений, состоят из собственных имен и таким образом знакомят с лицами, внушившими ему поэтические образы или направившими его вдохновение. Так, известная пьеса «Я помню чудное мгновенье…» носит у Пушкина заглавие «К А. П. К[ерн]»; другое стихотворение обозначено словами «К кн. Гол[ицыной]» (это известная его пьеса «Давно об ней воспоминанье…»); третье, тоже весьма известное стихотворение, озаглавлено просто «К Зине».

Но для нас всего важнее в этой записке перечет утерянных или, по крайней мере, еще скрывающихся его стихотворений, которые и в бумагах его не находятся. Таковы послания «К гр[афу] О[лизару]», «К Р[одзянке]» и, наконец, коллекция песен о С. Разине, обозначенная в записке просто «Песни о С. Разине». Вероятно, она принадлежала к тому собранию песен, часть которых послана была П. В. Киреевскому.

По поводу песен и вообще народных произведений следует, однако ж, сделать необходимое замечание. Между сборником этих памятников и попытками художественного воспроизведения их манеры и содержания в сказках и в разных других формах поэзии был еще у Пушкина третий отдел народных произведений, большею частию неизвестный публике. По сущности своей отдел этот принадлежит отчасти простому, верному сборнику, а отчасти переходит в область подражания и искусственных соображений своими подделками, украшениями и выправкой подробностей. Эти полународные-полувыдуманные произведения сохраняются у Пушкина в первом, еще неотделанном виде и, вероятно, так остались бы и при более долгой жизни поэта. Он забыл об них и, может быть, потому, что сам был недоволен смешением творчества личного и условного с общенародным и непосредственным творчеством, какое в них уже неизбежно. Может статься, он был прав, но надо сказать, сила Пушкина и близкое знакомство с духом русской поэзии выступают тут особенно ясно. Склад и течение речи удивительно близко подходят к обыкновенным приемам народной фантазии, и только по особенной полноте и грации подробностей видите, что тут прошла творческая рука поэта. Они кажутся деревенской песней, пропетой великим мастером. В этом, по нашему мнению, заключается и тайна особенного наслаждения, доставляемого ими. Для образца выписываем песню или, лучше, рассказ о медведе, созданный по этому способу, который так редко удается писателям менее гениальным, менее проникнутым духом народных созданий.

Как весенней теплой пороюИз-под утренней белой зорюшки,Что из лесу, лесу дремучегоВыходила медведихаС малыми детушками-медвежатамиПоиграть, погулять, себя показать.Села медведица под березкой;Стали медвежата промеж собой играти,Обниматися, боротися,Боротися да кувыркатися.Отколь ни возьмись, мужик идет:Он в руках несет рогатину,А нож-то у него за поясом,А мешок-то у него за плечами.Как завидела медведихаМужика с рогатиной,Заревела медведиха,Стала кликать детушек,Глупых медвежат своих:«Ах вы, детушки, медвежатушки!Перестаньте валятися,Обниматися, кувыркатися!Становитесь, хоронитесь за меня.Уж я вас мужику не выдам,Я сама мужику брюхо выем!»Медвежатушки испужалися,За медведиху побросалися,А медведиха осержалася —На дыбы подымалася.А мужик-от, он догадлив был,Он пускался на медведиху,Он сажал в нее рогатину,Что повыше пупа, пониже печени.Грянулась медведиха о сыру землю;А мужик-то ей брюхо порол,Брюхо порол да шкуру снимал,Малых медвежат в мешки поклал,А поклавши-то, домой пошел:«Вот тебе, жена, подарочекЧто медвежья шуба в 60 рублев,А что вот тебе подарочекТрои медвежат по 6 рублев».* * *Не звоны пошли по городу,Пошли вести по всему лесу.Дошли вести до медведя чернобурова,Что убил мужик его медведиху,Распорол ей брюхо белое,Медвежатушек в мешок поклал.В ту пору медведь запечалился,Голову повесил, голосом завылПо свою ли сударушку,Чернобурую медведиху:«Ах ты, свет моя медведиха!На кого меня покинула?..Уж как мне с тобой, моей боярыней,Веселой игры не игрывати,Милых детушек не родити,Медвежатушек не качати,Не качати, не баювати!»В ту пору звери собиралисяКо тому ли медведю, ко боярину:Прибегали звери большие,Прибегали тут зверишки меньшие,Прибегал тут волк (дворянин),У него-то зубы закусливые,У него-то глаза завистливые!Приходил тут бобр, торговый гость,У него-то, бобра, жирный хвост!Приходила ласточка-дворяночка,Приходила белочка-княгинечка,Приходила лисица-подьячиха —Подьячиха, казначеиха!Приходил скоморох-горностаюшка,Прибегал тут зайка-смерд,Зайка бедненькой, зайка серенькой!Приходил целовальник-еж:Все-то он, еж, ежится,Все-то он щетинится!

Гораздо позднее Пушкин написал шутку в этом же роде: монолог пьяного мужичка, к которому приложил даже и картинку от руки собственного изделия, изображающую веселого рассказчика за стаканом вина, в последней степени вакхического одушевления. Кстати прилагаем здесь и этот отрывок:

Сват Иван, как пить мы станем,Непременно уж помянемТрех Матрен, Луку с Петром,Да Пахомовну потом.Мы живали с ними дружно;Уж как хочешь — будь, что будь —Этих надо помянуть,Помянуть нам этих нужно,Поминать — так поминать,Начинать — так начинать,Лить, так лить, разлив разливом.Начинай же, сват, пора!Трех Матрен, Луку с ПетромМы помянем пивом,А Пахомовну потомПирогами да вином,Да еще ее помянем —Сказки сказывать мы станем.Мастерица ведь была!И откуда что брала?А куда разумны шутки,Приговорки, прибаутки,Небылицы, былиныПравославной старины!..Слушать — так душе отрадно;Кто придумал их так складно?И не пил бы, и не ел,Все бы слушал да глядел.Стариков когда-нибудь(Жаль, теперь нам недосужно)Надо будет помянуть,Помянуть и этих нужно…Слушай, сват: начну первой.Сказка будет за тобой…

Отсюда снова возвращаемся к переписке Пушкина. За скудостию подробностей о жизни поэта она, по крайней мере, довольно ясно рисует нравственную его физиономию. Мы начнем прямо с одного письма (к Дельвигу), которое, может статься, более всех других вводит нас прямо во все литературные задушевные убеждения человека, написавшего его. Оно носит почтовый штемпель гор. Опочки с числом «8 июня 1825 г.».