Труди Биргер - Завтра не наступит никогда (на завтрашнем пожарище)

Многие из бывших узников заболели шизофренией, а я отделалась «всего лишь» инсомнией — хронической бессонницей. Это не означает, что меня мучили кошмары, я просто не могла уснуть. Днем я чувствую себя замечательно, но ночью, особенно в кризисных ситуациях — а надо сказать, жизнь в Израиле богата такими ситуациями, — мне очень плохо, и я говорю себе: «Все, больше не могу». Во время войны Судного Дня, когда мой муж и сыновья были мобилизованы, я пошла добровольцем в госпиталь, кроме того, навещала семьи раненых и погибших — и все это время чувствовала себя на краю гибели. На грани безумия. Мой сын Одед, который служил в танковых войсках, участвовал в одном из самых кровавых сражений этой войны, я знала о грозящей ему смертельной опасности, и это было для меня совершенно невыносимо. Когда я услышала, что он возвращается невредимым, я почувствовала такую радость, какую можно сравнить лишь с тем чувством, которое мы испытали в момент освобождения от ужаса концлагерей.

У меня нет сил посещать кладбища — я делаю исключение только для могилы моей мамы, которую навещаю каждую пятницу. На кладбище мне мерещатся горы трупов. Думая о тех временах, я неизбежно прихожу к тому, что было нечто худшее, чем смерть. В тех кошмарных условиях люди легко деградировали. Немцам было легко убивать тех, кто потерял человеческий облик, они и так смотрели на евреев, как на насекомых-паразитов. И после смерти они относились к нам, как к мусору. Но не все деградировали, и моя жизнь тому пример.

Как я уже упоминала, мне часто приходится выступать перед школьниками, кроме того, я написала книгу, чтобы люди не забывали о зверствах нацистов по отношению к еврейскому народу. Конечно, подобная работа исключительно важна. Ничего, кроме высочайшего уважения, у меня не вызывают люди, создавшие Яд-ва-Шем — Институт памяти жертв Катастрофы в Иерусалиме, равно как и в других местах, как в Израиле, так и за рубежом. Не позаботься они о том, чтобы собрать документы и свидетельства, не построй они музеи, не создай специальные образовательные программы, то даже еврейский народ со временем, скорее всего, забыл бы об этой трагедии. А если мы, евреи, забудем об этом, то и другие народы, неевреи, тоже будут рады стереть всякое воспоминание о Холокосте, и тогда повторение катастрофы станет неизбежным.

Но я не могла посвятить этому полностью свою жизнь. Это был не мой путь. Я более тяготела к социальной активности, к работе с людьми. Урок, который я лично извлекла из всего, что мне и моей семье довелось пережить, состоял в том, что под влиянием внешних физических и социальных факторов люди быстро приходят в уныние и деградируют, поэтому им, не жалея сил, нужно помогать. Я взвалила на себя, совершенно добровольно, тяжелую ношу помощи другим людям, чтобы научить их заботиться о себе.

Я начала свою работу добровольцем в начале 1950 года, но, будучи молодой матерью, не имела времени посвятить себя большому количеству проектов. Я растила двух сыновей, работала на трех работах (лишь много позднее мне удалось устроиться на одну полную ставку), вести дом и наверстывать упущенное в образовании.

После того, как в 1965 году мы перебрались в Иерусалим (в то время я уже носила третьего сына), я включилась в программу, организованную движением «Бней-Брит», которая призвана была помочь иммигрантам из восточных стран. Идея состояла в том, что каждая из пятидесяти израильтянок-добровольцев возьмет шефство над одной иммигрантской семьей из иерусалимского квартала Ромема, где социальные проблемы стояли особенно остро.

Я сразу же увидела, как много пользы могу принести. Женщины в этих семьях не знали, как обращаться с незнакомыми им прежде израильскими продуктами. Я начала с того, что помогала им составлять ежедневное меню и рассчитывать правильно расходы на питание, и во многих случаях добилась того, чтобы они включали мясо или птицу в свой субботний или праздничный рацион.

Многие семьи нуждались в самом необходимом: им нужны были кровати, постельное белье, керосиновые обогреватели, одежда. Я организовала сбор пожертвований среди владельцев лавок и предпринимателей различного уровня, уговаривая их сделать взнос в пользу нуждающихся, я стала собирать поношенную одежду для моих подопечных. Когда я сама верю во что-нибудь достаточно сильно, то могу убеждать и других.

Семьи, проживавшие в Ромеме, отвечали мне теплой признательностью, и я сама вскоре привязалась к ним всей душой. Может показаться странным, что человек из богатой еврейской семьи, прошедший сквозь ужасы гетто и концлагерей, так быстро нашел общий язык с людьми, на него непохожими. Возможно, секрет в том, что я никогда не относилась к ним свысока. Никогда не пыталась предстать в их глазах кем-то, кем я не была на самом деле, как никогда не пыталась насильно заставить их быть другими, чем они были на самом деле. Вскоре я обнаружила, что провожу в Ромеме все свое свободное время. Проблем было так много. Я отправлялась в этот район прямо с работы и переходила от одного дома к другому. В то время как я все глубже и глубже втягивалась в дело помощи порученным мне семьям, другие женщины, таким же образом приступившие к той же работе, постепенно бросали ее. Они видели, что единственная возможность добиться успеха — это работать так, как работала я, день и ночь, без передышки, на что у них просто не хватало сил. «Для этого существует социальная служба», — говорили они в свое оправдание. И они были правы. Подобная деятельность лишь тогда может рассчитывать на успех, когда она хорошо организована и вовлекает широкие слои общества. Индивидуальные усилия тоже могут быть успешны, но они в состоянии охватить и затронуть лишь малую часть проблемы, не проникая вглубь.

После двух лет работы по программе «Бней-Брит» я решила создать свой собственный, независимый проект «Ромема» и принялась его проталкивать. Прежде всего, как я уже сказала, следовало позаботиться о самом необходимом, материальном. Это была непростая задача. Одна из «моих» семей осела в арабской деревушке Лифта, расположенной под обрывом неподалеку от въезда в Иерусалим, с которым Лифту соединяла немощеная дорога. Семья насчитывала двенадцать человек, а туалета не было, и единственный кран с водой находился у них на кухне. Глава семейства был опытным строительным рабочим, но где он мог найти цемент, шлакоблоки, кафель, чтобы построить ванную. Мы с Зеевом нашли материалы. У этих людей было и желание, и умение; получив поддержку, они прогрессировали изумительно быстро.

Другой ключевой проблемой было образование — область, в которой родители были не в состоянии помочь своим детям или могли в самой незначительной степени, ибо сами не получили никакого образования. Очень часто они не могли позволить себе даже купить учебники для детей, не говоря уже об энциклопедиях, атласах, словарях и просто книгах для общего развития.