Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков

сторону юнкеров, «чтобы взглядами не повлиять». Конечно, среди юнкеров желающих ехать в Совдепию не оказалось. Тогда капитан Мишле обратился ко мне с просьбой передать им, что все сведения об американцах, Сербии и т. д. – ложны, на что я возразил, что этого я говорить не буду, так как у французов, быть может, есть одни сведения, а у нас другие, а последним я не имею данных не верить. Когда же он повторил это требование тоном приказания, то я ему заявил, что он забывает о моей роли здесь и что требовать от меня он этого не может. «Тогда я сам скажу, но я хуже выражусь по-русски». Подойдя к нестроевой команде училища, капитан Мишле предложил казакам те же вопросы, что и всюду: «Знаете ли вы о последнем приказе генерала Бруссо?» и «Кто желает ехать в Россию, выходи сюда». Кажется, желающих ехать не оказалось, но один из казаков сказал, что хотим ехать в Совдепию с оружием в руках. Тогда капитан Мишле громко заявил: «Что же вы до сих пор бегали?..» Услышав это, я взял под козырек и заявил ему, что это уже оскорбление и меня, и всей Русской армии и что при таких условиях я сопровождать его отказываюсь».

Когда-нибудь будет стыдно за эту сцену не только маленькому Мишле, но и тем, которые во всеоружии силы и власти нажимали кнопки, двигавшие этих маленьких людей. Теперь это время еще не пришло. Но мы думаем, что иностранцы, которым попадется это краткое описание позорной страницы международных взаимоотношений, уже теперь смогут задать себе вопрос: было ли это выгодно?

Было ли выгодно во что бы то ни стало списать со своего иждивения несколько тысяч человек, находящихся на пустынном острове? Было ли выгодно для достижения этой цели не останавливаться ни перед явной ложью, ни перед демагогией? Было ли выгодно, наконец, ради этого оскорблять честь Русской армии, виновной только в том, что, покинутая всеми, она пробовала продолжить патриотическую и общекультурную борьбу? Нам думается, что едва ли признают это выгодным делом. И те банки консервов и сухих овощей, из-за которых старались многочисленные Мишле, едва ли стоят той образовавшейся трещины, которую можно заставить не видеть, но которую нельзя позабыть. Но в тот день французы не думали над этим. В тот день несколько тысяч человек отплывало в Советскую Россию, на столько же ртов сократились едоки, – ив многомиллиардном бюджете Франции увеличилась грошовая экономия.

Первый пароход, увозивший казаков с Лемноса в Болгарию, «Кюрасунд», прибыл на Лемнос 23 мая. Эта отправка не была похожа на мрачные отправки в Совдепию и Бразилию. Давно затаенная мечта вырваться из острова-тюрьмы, вырваться в «славянские страны», и не под французским караулом, а свободно, по распоряжению Главного командования, – сбывалась. Декларация Бруссо с уверениями, что мечта о славянских странах есть миф, поддерживаемый нарочно Главнокомандующим, опровергалась самой жизнью. Но генерал Бруссо не сдавался и продолжал свою работу по деморализации казачества.

Почти накануне этой отправки генерал Бруссо вывесил новое объявление. Называя слухи о принятии казаков Сербией и Болгарией «тенденциозными», генерал Бруссо говорил: «Истина следующая: пока Сербия согласна принять 3500 человек и, быть может, позже 500 других; все они будут работать по исправлению железнодорожной линии. Болгария согласна принять 1000 рабочих. Время отъезда еще не известно, и подробности отправки еще не установлены. Предположения, что Сербия и Болгария примут еще и других беженцев, нет. Таким образом, отправки в Сербию и Болгарию интересуют очень небольшое число беженцев, поэтому все остальные должны воспользоваться другими предложенными им местами отправления. Кроме того, ввиду настоящего положения рабочих рук, Франция, Корсика и Мадагаскар могут принять очень мало беженцев. Следовательно, советуем беженцам воспользоваться отправками для других направлений».

Работа генерала Бруссо уже явно окрасилась в другой тон. Здесь было не только желание поскорее освободиться от едоков, но явно преследовалась и политическая цель: распылить последний остаток антибольшевистского гнезда. Было важно не только расселить, но расселить так, чтобы спутать предположения Главного командования, разорвать спайку, разбить на мелкие части.

1 июня генерал Бруссо наметил такое новое направление. Он издал приказ, где говорилось, что греческий префект города Кастро сообщил, что Греция нуждается в рабочих, что продает беспрепятственно визы русским, что заработная плата гарантирована в 15–20 драхм в день, что вскоре будут присланы пароходы и, наконец, что каждый эмигрант получит от французов продовольствия на 4 суток. Мысль устроиться в Греции была, конечно, очень заманчивой. Генерал Абрамов запросил греческие власти. Губернатор Лесбоса телеграфировал ему (приводим в выдержках): «Земледельческих и никаких других работ нет. Русских не принимают. В случае приезда снимаем всякую ответственность». Так совпадали непосредственные сведения от греков с декларацией Бруссо.

Через несколько дней генерал Бруссо указал еще одно направление: нефтяные прииски в Баку на условиях товарища Серебровского. С прежней легкостью говорилось, что «мы даем полную гарантию в том, что никаких репрессий против вновь прибывших производиться не будет и что по окончании летнего сезона они смогут вернуться к себе домой». Теперь, когда с тех пор прошло уже несколько лет и положение в Советской России нам более или менее известно, невольно напрашивается вопрос: что это – безграничное легкомыслие или сознательное предательство? Стремление угодить своему правительству или желание помочь другому правительству, засевшему в Кремле?

Эта политическая цель обнаружилась особенно отчетливо, когда французы стали содействовать отправке в ту же самую Болгарию, но помимо и наперекор Главному командованию. 20 июня у французского штаба было вывешено объявление, что «представители общеказачьего земледельческого союза Фальчиков и Белашев» получили разрешение на въезд в Болгарию 1000 беженцев-казаков. Запись организовалась непосредственно во французском штабе, минуя русское командование. Однако генерал Абрамов, получивший извещение о том, что усилиями Главнокомандующего 5000 казаков могли быть приняты на работы сербским правительством и 3000 – болгарским, поспешил воспользоваться этой отправкой, чтобы эвакуировать, согласно выработанному плану, очередную тысячу. Генерал Бруссо нарушил этот план, разрешив отправить платовцев, но назначив к отправке вместо терцев – беженцев с Лемноса.

На константинопольском рейде пароход «Самара», на котором плыли казаки, посетили Главнокомандующий и Донской атаман. А на следующий день произошло уже легальное свидание. Не в гребной лодке, а на французском паровом катере, в сопровождении французских офицеров, на «Самару» прибыли члены «Объединенного казачьего сельскохозяйственного Союза» во главе с П. Дудаковым57. Дудаков был одет в казачьи брюки с лампасами навыпуск, в желтые ботинки, со шляпой на голове.

Выступление Дудакова успеха не имело. Под брань и насмешки ушел Дудаков с «Самары». Но дело свое Союз сделал. Пятьдесят платовцев последовали за