Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда - Мачелл Бен
Как следствие, резко обрушились мировые фондовые биржи, индекс Доу-Джонса за ночь упал на четыре с половиной процента. Леденящий ужас охватил людей. Никто никому не давал взаймы. «Кредитный кризис» больше не считался подходящим термином для того, что происходило. Аналитики начали поговаривать о «финансовом кризисе» или «глобальном крахе». Потому что банки не просто переживали по поводу рентабельности кредитования – у них не было денег, чтобы кредитовать, даже если бы они этого хотели.
Скандал с высокорисковыми ипотечными кредитами, который недавно привел к краху банки Lehman Brothers и Northern Rock, был всего лишь симптомом гораздо более глубокой проблемы. В течение многих лет банки и банкиры тратили защитный слой капитала, – настоящие, реальные, ликвидные наличные деньги, – который должен был храниться в резерве именно на такой случай. Зачем они это делали? Потому что если бы они вложили как можно больше этих резервных денег в международный финансовый рынок, скупая ипотечные долги, ОДО и другие подобные сложные финансовые продукты, то гарантированно получили бы прибыль от своих инвестиций. Для этого была создана целая система. Создав ее, они смогли придать своим балансовым отчетам сенсационный вид и в результате из года в год получать сенсационные бонусы. Банкиры выезжали на бесконечном буме собственного хитроумного творения.
Вот только они сами себя и погубили, доведя всю западную банковскую систему до катастрофической нехватки капитала. Куда делись настоящие деньги? Никто не мог сказать наверняка. Все держалось на обещаниях, прогнозах и ловких трюках, которые превращали потенциальные долги в крупные прибыли в грядущем финансовом году. Но такими темпами дошло до того, что грядущего финансового года могло и не быть. Казалось, вот-вот начнется эффект домино. Сначала банки потерпят крах. Затем обанкротятся предприятия. За ними разорятся семьи. В итоге рухнут целые державы. Правительства начали паниковать. Национальным лидерам снились кошмары о том, что банкоматы в их стране больше не выдают наличные. Доверие к банкам испарилось, когда граждане начали понимать, что банкноты в их кошельках представляют собой просто невыполненные обещания. А те, кто еще верил, будто эти деньги имеют какую-то ценность, ревностно копили их. Экономики целых государств могли превратиться в пыль. Социальная стабильность пошатнулась. Через несколько недель после банкротства Lehman Brothers министр финансов США Хэнк Полсон заявил конгрессу, что они могут столкнуться с крахом мировой экономики «в течение суток».
Единственным способом предотвратить ситуацию, в которой западное общество постепенно оставалось без средств к существованию, были широкомасштабная государственная помощь и пакеты стимулирующих мер. В отчаянной попытке поддержать существование многих учреждений, чьи действия способствовали возникновению кризиса, правительства и центральные банки вкладывали в них миллиарды. Народный гнев начал проявляться по отношению к банковским руководителям, чьи финансовые махинации угрожали ввергнуть миллионы жизней в хаос и неопределенность. В первую неделю ноября 2008 года, когда Стивен, находясь в тюрьме округа Страффорд играл в шахматы с мошенниками из Нигерии и в скрэббл с мелкими наркоторговцами, стало известно, что за предыдущие два месяца в США было потеряно пятьсот тысяч рабочих мест. Продажи автомобилей в Великобритании и США резко упали, угрожая автомобильной промышленности обеих стран. Китайское правительство объявило о введении государственного пакета стимулирующих мер в размере пятисот восьмидесяти шести миллиардов долларов для защиты от глобального экономического кризиса, который теперь был неизбежен.
Стивен наблюдал за происходящими событиями без особых эмоций. Он не чувствовал себя оправданным, потому что всегда знал, что эта система способна уничтожить саму себя. То, что происходило, было логичным. Неизбежным. Во всяком случае, Стивен поражался тому, что люди удивлены. Наиболее уязвимые слои населения пострадали больше всех, а виновники случившегося – нет. В тюрьме округа Страффорд раздался громкий звонок, означавший, что заключенным пора возвращаться в свои камеры. Стивен поблагодарил нигерийца за шахматную партию и вернулся за решетку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В тюрьме округа Страффорд Стивен испытал нечто новое. Он открыл для себя чувство товарищества по отношению к другим заключенным. Впервые в жизни у него появилось что-то общее с окружающими его людьми. Все они сидели за решеткой, все носили одинаковые коричневые робы, и всех их ждала одна и та же участь. Стивен не наблюдал за окружающими людьми как бы со стороны. Теперь он смотрел на все изнутри. Буквально. Все они смотрели на мир изнутри тюрьмы. В этом-то и был смысл. Не то чтобы Стивену нравилось там находиться, но он чувствовал, что их связывает общий опыт.
Он начал общаться так, как никогда не умел ни в Сидмуте, ни в университете. Играл в настольные игры с огромным кротким афроамериканцем, которого называли Кексом из-за его нависающего живота. Выполнял физкультурные упражнения с заключенным, которого все звали Красным гигантом из-за его роста и привычки краснеть. Стивена приглашали играть в баскетбол. Все, как всегда, хотели знать, какого черта он тут оказался. И когда он спокойно все объяснил, заключенные недоверчиво надули щеки, а затем позвали своих друзей и, тыча пальцами в Стивена, рассказывали, что этот английский паренек – гребаный грабитель банков.
Стивен делил камеру с худощавым угрюмым мужчиной лет сорока пяти, покрытым грубыми татуировками в виде молний и пятнистых гребней. Шли недели, и Стивен заметил, что его сокамерник стал сердито бормотать что-то насчет Кекса и других чернокожих заключенных. Однажды вечером, когда они вдвоем находились в камере, худощавый наконец не выдержал, принялся расхаживать туда-сюда, проклинать Стивена за братание с «ниггерами» и настаивать на том, что отныне он должен играть в баскетбол, смотреть телевизор и даже есть только вместе с заключенными «арийской» расы. Заключенный наклонился поближе к Стивену, который читал книгу на своей койке, и выдал длинную, преисполненную расизма обличительную речь, общая суть которой сводилась к тому, что белые люди превосходят все другие расы. А в особенности – чернокожих.
Стивен моргнул и отложил книгу. Он был потрясен тем, что его сокамерник придерживается подобных взглядов, и в то же время разозлился, что этот человек исповедует настолько явно неправильные убеждения. Неправильные не только с точки зрения морали, но и с точки зрения здравого смысла. Мысль о том, что существует какая-то иерархия человеческих рас, просто не казалась Стивену логичной. Она даже отдаленно не выдерживала критики. Он начал объяснять это стоящему перед ним человеку, подчеркивая, что расизм рождается из невежества и ведет только к разрушению и разделению. Мы все люди, продолжал Стивен спокойным и ровным голосом, и экологические и экономические катастрофы, которые вот-вот обрушатся на планету, в конечном счете затронут всех нас, независимо от цвета нашей кожи.
По какой-то причине это только разозлило его сокамерника еще больше. Тот закричал, что гордится тем, что родился белым и является представителем белой расы. Он резко распахнул куртку тюремной робы и показал выцветшую татуировку на груди, которая, по его словам, свидетельствовала о том, что он – член Арийского братства, организации, выступающей за привилегии для белых. Стивен терпеливо кивнул и сказал, что его собеседник, как бы то ни было, все равно должен признать, что расизм порожден предрассудками, а эти предрассудки, в свою очередь, вызваны чувствами и эмоциями, а не какими-то объективными, доказуемыми фактами. Мужчина нахмурился. Нет, сказал он. Он не станет это признавать. Он верит, что существует четкая, упорядоченная иерархия рас, на вершине которой находится чистокровный белый человек. В этом, по его словам, и заключался весь смысл пребывания в Арийском братстве.
Но Стивен не уступил. Он никогда этого не делал. В последующие дни и недели он всеми силами пытался образумить своего сокамерника. Их дебаты продолжались вечерами напролет, и в конце дня они лежали на своих койках, приводя по кругу одни и те же аргументы за и против господства белой расы. Время шло, и, казалось, гнев покидал сокамерника Стивена, раздражение переходило в смирение, в итоге превращаясь в любопытство по отношению к этому странному, худощавому одержимому английскому парню, который оказался таким упертым. Сидя на полу, Стивен медитировал и занимался йогой, основам которой научился в Дэчен Чолинг, и, вместо того чтобы высмеивать его, сокамерник осторожно задавал вопросы. Беседуя до поздней ночи, они начали делиться друг с другом эпизодами из своей жизни. И Стивен начал подмечать нечто, уже знакомое ему из бесед с другими заключенными, а именно: несмотря на то, что он вырос за тысячи километров отсюда, в его прошлом много общего с жизненными историями других мужчин. Нехватка денег. Отсутствие возможностей. Проблемы психического здоровья в семьях.