Исповедь жены военного строителя - Гаянэ Павловна Абаджан
Так вот, в этом хирургическом верхне – торакальном отделении мне назначили биопсию – то есть взять кусок ткани из лимфоузла для анализа, но надо брать именно там где лимфоузел увеличен, у меня в средостении и подмышками. В моем случае предписали – из подмышки, не вскрывать же грудную клетку.
Эту процедуру проводят в операционной, а она на несколько отделений одна, и наши – два дня в неделю. На каждый день назначают три операции, а меня записали после трех операций дополнительно. Но в этот день операции были очень тяжёлые и меня не взяли – сильно устали. Потом через день та же история повторилось. И мне сказали, что в следующий раз с меня просто начнут. За это время полный первый курс химиотерапии уже мне сделали (это два укола с интервалом в неделю).
В день биопсии медсёстры мне вкололи какой-то успокоительный препарат, отвели в операционную, раздели, разложили, привязали. Тут пришли анестезиологи делать местный наркоз. Осмотрев мои записи они спросили: «С какой стороны обкалывать?» Медсестры не знали, они в углу смотрели модный журнал. Я предложила с любой стороны, моего совета врачи не послушались. Наконец пришел мой хирург –заведующий отделения, профессор, доктор наук. Он и должен был делать мне биопсию. Он начал тыкать меня в подмышки, вздохнул и сказал: "Отвязывайте, рассосалось". Медсестра, вынырнув из журнала мод, офигела. Она сказала, что работает тут пятнадцать лет и первый раз кого-то отвязывает без операции. Я вернулась в палату, где мне сказали, что я так боялась, а вот ведь быстро вернулась, но я пояснила, что мне биопсию так и не сделали.
После этого меня перевели в Радиологию и стали лечить по первичным снимкам. По ходу делали контрольные рентгены легких. В какой-то момент я сбилась со счета: сколько мне сделали рентгенов и прочих проверок лимфоузлов по всему телу. Светили, вливали, и я сама стала маленьким Чернобылем.
Нас в палате было человек десять. У всех кроме меня опухоль молочной железы. Но некоторых облучали после операции, а некоторых перед.
На мне нарисовали зеленкой кресты на спине и груди, и по ним прицельно лучили. Рисунок надо было поддерживать, чтоб «прицел» не сместился. Но эти лимфоузлы во-первых увеличившись помяли легкие, во-вторых невозможно было "лучить" только их и не попадать по легким. Так что досталось и здоровым органам.
Лечащий врач мне сказала, что если бы ей пришлось выбирать на свою душу какую-то из здешних болезней, то она бы выбрала мою. А другая сказала, что через эту больницу проходят тысячи людей и подавляющее большинство выздоравливает и навсегда забывает эти места. И что здесь место где лечат, а не умирают. Я потом очень многим знакомым в их трудных ситуациях это повторяла и успокаивала.
Я притащила свой плеер, который мы купили еще в Дуброво у Герасименко. Он у него был из магазина "Березка" куплен на чеки, заработанные в Афгане. Этот плеер тянул батарейки немыслимо. У меня очень быстро ушла целая упаковка Тошибо. Я преимущественно слушала две кассеты: "Группа крови" "Кино" и "Наутилус". "Наутилус" с его "В комнате с белым потолком" очень соответствовал моему настроению. Лечащий врач говорила, что её пугает моя глубокая задумчивость, наверное это был «аут».
В Москве на всех углах стали продавать книги индусской религии в очень красивой обложке. Они сразу кругом вот появились. Мне Серёга одну купил. Я пробовала её читать. Но я скажу то же, что и другие: в больнице не читается. Вот как бы все условия: лежишь, кормят, тишина, свет, но не читается в больнице. Там можно слушать музыку или что кто рассказывает. Поэтому, большие палаты на мой взгляд абсолютно оправданы, лежи себе и слушай.
Однажды меня приехали проведать всем скопом подружки из Загорской бухгалтерии. Им шеф выделил под это мероприятие автобус. Мне было приятно послушать их наставления. И вообще сам факт, что они приехали.
Потом меня перевели в Химеотерапию, в которой я лежала много раз по неделе с перерывом на две недели на восстановление. А последние раза два стала приезжать только на процедуры и в тот же день возвращаться домой. Не то что мне это было легко, но я не была прописана в Подмосковье и каждый раз когда я заново ложилась в больницу, то моему мужу надо было брать справки, что он военнослужащий, а я его жена, потом с ними ехать в министерство здравоохранения и получать на них визу- разрешение на лечение именно в Московской области. Мне это надоело, потому что это ну очень часто. Я сказала, что вполне смогу лечиться наездами, ведь меня не тошнило.
Вы представляете какое лошадиное здоровье я там оставила: у меня не выпали волосы и меня не тошнило от химиотерапий. Единственное – это стучали пульсы в голове от преднизолона, но его по схеме приходилось пить до 14 таблеток в день. Для сравнения: моему родственнику как-то выписали по таблетке в день, и он кричал о себе как о самом больном в мире человеке.
От Химеотерапии остались в воспоминаниях перебинтованные до локтя руки из-за «погоревших» вен и дикая вонь в коридорах: смесь запаха помоев после ужина, выносимых почему-то только по утрам, медикаментов, рвоты, сортира и просто мусора.
Теперь, через десятилетия, захожу в больницу, и содрогаюсь от напоминаний этого запаха. Могу сказать что эта вонь на надорванный организм действовала так: просто в палате набирался воздух и надо не дыша проскочить до выхода с этажа чтоб не стошнило.
В Химеотерапии умирающих было резко меньше и значительно больше молодежи. Помните, у Пушкина есть в стихах: "Как вероятно вам чахоточная дева порою нравится на смерть осуждена. Бедняжка клонится без ропота, без гнева". Вот таких дев и пареньков я повидала вдосталь.
Однажды мы с двадцатилетней соседкой по комнате, которой отсекли часть легкого, после не долеченного воспаления легких, пошли проведывать в "Верхнее торакальное" её подругу со времён операции, которая легла на какое- то типа
