Цыганская песня: от «Яра» до Парижа - Коллектив авторов
Она всегда была такая: могла прямо на улице отдать девчонке-нищенке обувь, а сама продолжить путь босиком; прогулять все до копейки в ресторане со случайно встреченным цыганским табором…
В 1942 году «Ромэн» эвакуировали в Нальчик, где уже квартировали артисты МХАТа, среди которых был блиставший тогда премьер Н. П. Хмелев. От природы сдержанный, замкнутый, даже нелюдимый (не зря одной из его звездных ролей был чеховский «Человек в футляре»), едва увидев Лялю, он потерял покой. Рассказывают, что разузнав, где остановилась красавица-цыганка, Хмелев постучался в номер и на глазах у изумленного Яншина подхватил Лялю на руки и, счастливый, навсегда закрыл за ней дверь в прошлое.
Ляля расстается с М. М. Яншиным и выходит замуж за его друга и коллегу Николая Хмелева. Через год у супругов рождается сын Алексей.
Михаил Михайлович крайне болезненно воспринял разрыв, но любовь к Ляле была сильнее предрассудков: он нашел в себе силы остаться в добрых отношениях с Хмелевым и даже стал крестным отцом их сына.
Николай Хмелев
Театр вернулся из эвакуации в Москву. Ляля начала репетировать новые роли, ее муж работал над ролью Ивана Грозного. Подруга Ляли Черной Н. Рафанская вспоминает, что накануне генеральной репетиции зашла в гости в Ляле, ее встретил Хмелев и пожаловался, что образ Ивана Грозного идет у него очень тяжело. «Ну ничего, – сказал он. – Или я его, или он меня».
Ляля Черная в спектакле «Грушенька» по мотивам романа Н. Лескова «Очарованный странник»
В тот день у него была генеральная репетиция, на которой Хмелеву стало плохо, и несколько часов спустя он скончался прямо за кулисами на руках у коллег-актеров. Для Ляли его смерть оказалась невосполнимой потерей – больше официально замуж она не вышла.
Яншин как мог поддерживал Лялю: специально для нее он поставил два новых спектакля.
В 1951 году Ляля играет свою звездную роль в спектакле «Грушенька» по повести Лескова «Очарованный странник».
Этот период оказывается самым плодотворным в ее карьере: артистка много играет, выступает с концертами, записывается на пластинки.
«Ляля очень спокойно переносила свою славу, – продолжает рассказ племянница актрисы Л. В. Александрович. – Голову она ей не вскружила. Хотя Сталин, бывало, и на банкеты ее в Кремль приглашал. Она ни перед кем не лебезила, но и не боялась никого. Помните, были знаменитые футболисты – братья Старостины? Не только они сами, но и их семьи пострадали от репрессий. Ольгу, жену Андрея Старостина (она, кстати, тоже цыганка была), сослали в лагерь. Ляля им много помогала. Мы постоянно то собирали какие-то посылки в Норильск, то шли навестить дочку Старостиных Наталью, которая осталась на попечении родственников.
Она вообще постоянно всем помогала. Дверь в ее доме не закрывалась. Кто-то приходил забрать посылочку, кто-то – просто подкормиться. Если кто-то из поклонников дарил ей что-нибудь, тут же могла передарить это. А то и сама, сняв с руки браслет, отдавала какому-нибудь почитателю…»
В конце пятидесятых у Ляли Черной случается долгий, пятилетний, роман с актером Евгением Весником (он был моложе Ляли на 16 лет), который на всю жизнь сохранил восторженные воспоминания о ней.
В 1999 году, когда отмечался юбилей великой цыганки, Евгений Яковлевич вспоминал приключившийся с ним в ту пору случай:
Маршрут моей гастрольной поездки пролегал из Тбилиси в Самтредиа. На станции Гори мне понадобилось зайти в здание вокзала. Наш поезд опаздывал, но пассажиров не предупредили, что 15-минутную стоянку сократили, и… я остался на перроне в одной пижаме, без копейки, один в чужом городе. Дежурный «обрадовал» меня сообщением, что в Самтредиа я смогу попасть только завтра. За багаж я не волновался: в уехавшем от меня поезде был мой коллега. Что было делать – не знал. Вдруг… метрах в двухстах от вокзала увидел табор. В кармане пижамы каким-то чудом оказалась фотография, на которой в группе артистов были запечатлены Ляля и ваш покорный слуга. Я почувствовал, что есть выход из этого идиотского положения. И не ошибся! Знакомлюсь с вожаком табора, представляюсь другом Ляли Черной, показываю фотографию и… убеждаюсь в чудодейственной силе популярности «цыганской королевы»! Я был обласкан, накормлен, напоен и одет с головы до ног: шляпа, костюм, галстук, туфли, часы. Мне дали денег. Мы обменялись адресами. Потом была нанята машина, которая доставила меня в Самтредиа значительно раньше, чем туда прибыл поезд с моим коллегой и багажом. Вернувшись в Москву, я рассказал все Надежде Сергеевне. Мы подсчитали стоимость подаренного мне гардероба, прогона автомобиля и телеграфным переводом отправили деньги моим спасителям. Утром следующего дня деньги вернулись в Москву так же телеграфным переводом и с припиской: «Не обижай, королева»…
Евгений Весник
* * *
Время безжалостно ко всем, даже к королевам.
К концу шестидесятых Черная практически не занята в спектаклях родного ей театра, давно не снимается в кино. Правда, активно занимается концертной деятельностью, ведь ее по-прежнему любит зритель, а пластинки расходятся миллионными тиражами.
И хотя мужчины все еще оглядываются ей вслед, когда она на неизменных шпильках идет своей танцующей походкой по Столешникову, она понимает, что былая слава осталась в прошлом. В 1972 году Ляля окончательно уходит из театра.
Последнее десятилетие ее жизни оказывается очень непростым периодом для нее.
Коллега Ляли замечательный артист Петр Деметр вспоминает в мемуарах:
Я учился в студии при нашем театре вместе с сыном Надежды Сергеевны Алексеем. Высокий, статный, такой русский богатырь, очень похожий на отца – Николая Павловича Хмелева. Жили они рядом с театром – на Козицком, и поэтому я частенько бывал у них в доме. Ляля любила молодежь и была гостеприимной хозяйкой. Надежду Сергеевну к этому времени благополучно проводили, чуть было не сказал «выпроводили», на пенсию, и жила она несколько замкнуто и, видимо, бедно. Я это понял, когда в очередной приход, поздоровавшись, я несколько игриво, как бы вторя хозяйке, спросил: – Ну что, попьем чайку?
– Да попили бы, да что-то «чай-жидок – хозяин-русский», да и сахарку не припасла, – шутила Ляля, проходя в гостиную. Я как бы невзначай шагнул на кухню. Холодильник был, увы, пуст. Мы попили чайку.
– А теперь и закусить можно! – Ляля достала помятую пачку «Беломора». Папироса в пачке была одна, и я вызвался сбегать к «Елисееву», поскольку этот чудо-гастроном находился напротив ее дома. Все деньги, которые у меня были, а мы в этот день получили стипендию, я потратил на какие-то продукты, и,
