В. Лазарев - Поживши в ГУЛАГе. Сборник воспоминаний
— Такого-то не встречали?.. Не слыхали?.. Не в вашем эшелоне едут?..
Конвой орет:
— Прекратить разговоры… Шире шаг, так вашу мать!
В бане помывка «по-спринтерски» — шайка воды и пять минут на мытье.
Раздается команда:
— Выходи!
Успел сполоснуться или не успел — вылетаем пулей в предбанник, чтобы успеть разыскать свою одежду из вошебойки, побыстрее одеться и не «травить» терпение конвоя.
В вагон загоняют, как овец.
— Быстро! Так вашу… — орет сержант, размахивая молотком, и с размаху бьет им замешкавшегося старика по спине. — Шевелись, старая кляча.
Старик от удара упал. На руках втаскиваем его в вагон и требуем начальника конвоя.
От принесенного завтрака и хлеба категорически отказываемся. Начальнику конвоя заявлен протест, и требуем прокурора. До прихода прокурора вагон пищу не примет.
Пришел какой-то молодой человек, отрекомендовавшийся прокурором, выслушал жалобу и изрек, что принять какие-то меры к сержанту он не правомочен, и порекомендовал написать жалобу в НКВД по приезде на место.
Разговор окончен. С грохотом накатывается дверь вагона, лязгают запоры.
Пришедшие в ярость из-за своего бессилья, мы дружно запели:
Широка страна моя родная,Много в ней лесов, полей и рек.Я другой такой страны не знаю,Где так вольно дышит человек!
Эту песню подхватил весь эшелон. Забегала охрана с криками:
— Прекратить пенье! Будем стрелять!
— Стреляйте в «вольных людей», — раздаются в ответ крики.
К составу цепляют локомотив, и эшелон уводят на станцию Московка в глухой тупик. Столпившиеся у эшелона люди машут нам платками. Женщины плачут.
Ночью, воровски, эшелон покидает Омск.
На станции Новосибирск — выгрузка. Загоняют в «воронки» и везут на пересылку в Дзержинский район, в расположенную в этом районе новую тюрьму. На пересылке через несколько дней формируют этап.
Начальник пересылки объявляет этапируемым:
— Вы люди вольные, поедете в пассажирском вагоне к новому месту жительства с сопровождающим. Прошу вас соблюдать порядок и поддерживать дисциплину, посадка в грузовые машины.
На станции Новосибирск-Главный проходим мимо двух седобородых швейцаров на перрон и садимся в указанный сопровождающим вагон. Куда везут, не говорят.
Станция Чаны. Выходим из вагона и сразу попадаем в кольцо автоматчиков с собаками. А ведь ехали с одним сопровождающим. Да и тот не был вооружен!
Привезли в село Венгерово. Всех загнали в деревянный сарай, именуемый клубом. У дверей охрана. В клуб стали заходить какие-то мужики:
— Бухгалтеры есть? Печники? Механизаторы? Строители?
Вопросы… вопросы… Кого-то записывают себе в блокнот, кого-то вызывают уже на «волю».
Я сижу задумавшись. Вся эта сцена в клубе напомнила мне невольничий рынок из романа Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома».
Подходит ко мне лысоватый мужичок, рекомендуется председателем колхоза.
— Вы бухгалтер?
— Нет, я путеец-строитель.
— О, инженеры нам нужны, — и уговаривает меня ехать к нему в колхоз. Мне в ту пору было совершенно безразлично, где находиться.
— Я сейчас добегу до начальника НКВД Сударева и попрошу заменить мне в заявке бухгалтера на инженера. Я вас беру к себе в колхоз.
Выкликают мою фамилию. Выхожу. Пришедший за мной сопровождающий ведет меня в Венгеровский НКВД.
В комнате, куда меня привели, за столом сидят начальник НКВД майор Сударев, первый секретарь райкома партии Евстратов, заместитель предисполкома Сурмило и двое офицеров НКВД из Новосибирска. Мне дают прочесть постановление Особого совещания при НКВД о том, что за контрреволюционную деятельность я приговорен на вечное поселение и в случае побега мне грозят каторжные лагеря с 25-летним сроком.
— Распишитесь в уведомлении, — говорит один из офицеров.
Что ж, придется расписаться, хотя текст постановления противоречит марксистской диалектике, утверждающей, что вечного в природе не бывает.
— А вы опять за свое, — проговорил Сударев, — отказываетесь «разоружиться»? Почему вы проситесь в колхоз, а не хотите остаться в райцентре?
— Райцентр мне никто не предлагал. И вы не сможете обеспечить меня профилем моей работы. А идти в колхоз — это мое личное желание.
— Работать за «палочки» (Так именовали трудодень. — Н.Б.)? — встревает в разговор Сурмило. — А «палочка» обеспечивает двести граммов зерна, и копаться в навозе?
Я с негодованием ответил:
— Вы что, социалистическую форму хозяйства, где работают лучшие люди страны, сравниваете с навозной кучей? Пишите: только в колхоз!
Разговор окончен, выхожу, встречает меня мой председатель колхоза им. Ленина — Григорьев Василий Николаевич.
— Я слышал весь ваш разговор, — говорит он. — Вот сто рублей, с вами еще пять человек плотников и механизатор. Сходите в чайную, подкрепитесь, переночуете в гостинице, а утром за вами приедут. — Пожал руку. Уехал.
Утром прибыла за нами пароконная подвода. Погрузились, через двадцать пять километров приезжаем в деревню Орлово — усадьбу колхоза. К нашему приезду подготовили встречу. Посреди улицы поставили столы, уставленные и жареным и пареным. После выпивки и закуски развели по квартирам. Вечером меня вызывают на правление колхоза.
— Мы решили поставить вас бригадиром животноводческой бригады с подчинением вам строительной бригады. Бывшего бригадира животноводства, Аганю Кудрик, передаем сельсовету в секретари.
Работать в колхозе долго не пришлось. Только успел привести в порядок служебные помещения, приступил к ремонту животноводческих построек, убрал с территории скотного двора навоз, как нагрянул проверяющий ссыльных:
— Завтра будьте в селе Венгерово, вызывает майор Сударев.
— Если майору нужно видеть меня, то я его ожидаю здесь. Мной подписан документ, запрещающий мне пересекать границы сельсовета, и я нарушать его не собираюсь. — А у самого сердце екает: уж не за разговор ли в НКВД хотят новый срок примотать?
Встречаю председателя, который и задает мне вопрос:
— Почему вы хотите переехать в райцентр? Мне комендант сказал, что вы переводитесь в Венгерово. Разве вам так плохо у нас?
Я передал ему разговор с комендантом.
— Хорошо, я позвоню Судареву и улажу все.
Через три дня вновь приезжает на мотоцикле с коляской комендант с распоряжением Сударева доставить меня в райцентр со всеми манатками.
В Венгерове разговор с заместителем Сударева — капитаном (к сожалению, забыл его фамилию).
