Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й

"...б) перед рассветом 22.6. 41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность..."{1}

Да, мы, рядовые летчики, командиры эскадрилий и звеньев, не подозревали, что там за рекой уже стоят заряженные орудия, заправленные самолеты, готовые рано утром нанести вероломный удар.

Полеты окончены. Несмотря на усталость, настроение у летчиков бодрое. А мне не терпится отпроситься в город. Мне просто необходимо там быть: дело в том, что жена должна вот-вот родить, я хотел Валентину отправить к ее родителям.

Капитан Рыкачев, к которому я обратился, посочувствовал мне, обещал упросить командира.

- Причина уважительная, - сказал он. В порядке исключения Марьинский разрешил мне отлучиться, но только после лекции комиссара Верховца о международном положении.

На поляне, окруженной молодыми вязами, негде яблоку упасть. Сквозь густую листву пробивались последние солнечные лучи, было душно и тихо, словно перед грозой. Комиссар начал речь, она была полна тревоги и настороженности. Гитлер покорил пол-Европы, перед ним падают на колени правительства, рушатся государства. Нужно быть настороже, кто знает, может, и нам придется вступить в бой. Вот почему необходимо удвоить, утроить бдительность, крепить дисциплину, повышать боевую готовность.

Пройдет много лет, прежде чем мы узнаем, что именно в этот час, когда, затаив дыхание, мы слушали взволнованные слова комиссара, Гитлер положил в свой сейф секретный документ, имевший прямое отношение и к нашему, 69-му полку. В нем, в частности, говорилось о том, что для Германии решающее значение имеет скорейшая ликвидация русских военно-воздушных баз на побережье Черного моря, прежде всего в районе Одессы и Крыма.

Военные тайны гитлеровского рейха находились пока еще за семью замками, зато нам хорошо было известно звериное лицо фашизма, его лютая ненависть к первому в мире государству рабочих и крестьян. И это заставляло нас зорко всматриваться на запад. Не мог ослабить нашей бдительности даже успокоительный тон некоторых официальных заявлений о том, что Германия, якобы, не имеет намерений развязывать войну против Советского Союза.

Лекция комиссара Верховца никого не оставила равнодушным. Он потом долго и обстоятельно отвечал на многочисленные вопросы и закончил свое выступление словами о том, что договор с фашистской Германией нe снимает с нас обязанности готовиться к обороне Отечества.

После лекции я получил разрешение отлучиться в город. Уже в сумерки добираюсь до дома, вбегаю на третий этаж. Моя Валентина давно ждет. Чувствую, настроение у нее подавленное, однако, старается держаться молодцом. Мы торопливо, насколько позволяет ее положение, спускаемся вниз, прихватив самые необходимые вещи. В моем распоряжении самое большее два часа. В трамвае сидим молча, изредка перебрасываясь незначительными фразами, но оба обеспокоены будущим. Миновали поселок Ульяновку, сворачиваем на Черноморскую дорогу.

- Чем все это кончится? - тихо вздыхает Валентина.

- О чем ты? - спрашиваю, хотя и понимаю, что тревожится она не о предстоящих родах. "Что значит жена военного, - думаю я. - Понимает мое состояние..." Пытаюсь отвлечь ее, успокоить. Рассказываю какой-то комический эпизод из наших будней. Валентина вежливо улыбается кончиками губ, но чувствуется, что она напряжена.

Новые испытания устраивают мне родители супруги - Лаврентий Георгиевич и Анастасия Григорьевна. Когда женщины уходят на кухню, мой тесть, старый одесский рабочий, учиняет настоящий допрос.

- Что говорят наши комиссары относительно войны? Почему вчера перелетали куда-то наши самолеты? Почему отменены отпуска? - так и сыплет, не давая опомниться.

"Нас не трогай, мы не тронем, а затронешь - спуску не дадим!" - отвечаю словами песни. И вообще, чего раньше времени печалиться...

- Так-то оно так, - кивает старик в знак согласия. Однако по лицу вижу: не по душе ему мое легкомыслие. Петров работает слесарем железнодорожных мастерских. Человек он простой, бесхитростный, уверток не терпит, в прятки играть не любит. Немного помолчав, Лаврентий Георгиевич сказал:

- Ты смотри, чтоб не вышло так в пословице! "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Песней фашиста не прошибешь. Его надо оружием усмирять...

Мне нужно было уходить, и я стал торопливо прощаться.

В нашем городке еще светились огни, из раскрытых окон доносились звуки музыки. В скверике прогуливались парочки. Возле трамвайной остановки чей-то голос выводил под гитару песню

Любимый город может спать спокойно...

Глава III.

Сирена

На рассвете 22 июня внезапно завыла сирена. Звук ее, назойливый и тягучий, то подымался до невозможных высот, то вдруг совсем замирал, чтобы снова, набрав сил, взвиться ввысь.

Вмиг проснулся авиационный городок. Застегивая на ходу куртки, бежали к штабу летчики, инженеры, техники. В открытых окнах квартир появились встревоженные лица. Весь полк - от командира до повара - пришел в движение. Все куда-то мчались, задавали друг другу вопросы, на которые никто толком не мог ответить.

Потребовалось не более шести-семи минут - и полк в сборе. Замкомандира Шестаков выстраивает летчиков, инженер Кобельков - технический персонал. Мы по-прежнему в неведении.

- Леонид Утесов приехал в Одессу, встречать будем, - пробует кто-то шутить. Шутка повисает в воздухе. Командиры эскадрилий Капустин, Асташкин и Рыкачев о чем-то совещаются. К ним подходит Елохин. Моего комэска капитана Жидкова вчера вечером проводили в другую часть.

Увидев командира полка, строй выравнивается. С Марьинского и Верховца глаз не спускаем. Что они скажут нам? За время моей службы в Одессе это первая тревога в воскресенье. Возможно, и в самом деле нас подняли на ученья?

По лицу Марьинского можно заметить: чем-то расстроен. Прошелся вдоль шеренг, остановился, переминаясь с ноги на ногу.

- Товарищи летчики, инженеры, техники и механики! Сегодня в четыре часа утра немецко-фашистская Германия, вероломно нарушив договор, напала на нашу страну. Гитлеровские войска перешли нашу границу, самолеты бомбят мирные города и села...

Строй вдруг колыхнулся и снова замер. Командир выждал минуту и продолжал уже более спокойно:

- Объявляю готовность номер один. Без разрешения старших никто не имеет права отлучаться из расположения части. Командиры и комиссары эскадрилий, начальники служб получат дополнительные указания. У кого будут вопросы?

О чем было спрашивать? Беспокойные мысли завладели каждым из нас. Война! Вот так она началась. Утренней сиреной. Шесть лет вставал я с рассветом, спешил к самолету, подымался в небо, выполнял фигуры высшего пилотажа. Учился воевать с условным противником. Конец условному противнику! Перед нами - настоящий. Где-то он уже разбойничает в нашем небе, где-то горят сейчас дома и пылают плодородные поля.