Ирина Рудычева - Иван Айвазовский

В очередной раз счастливый случай дал еще один шанс «действительно даровитому мальчику Гайвазовскому». Иван Константинович до конца дней своих был благодарен людям, которые приняли в нем такое деятельное участие. Особенно часто он вспоминал А. И. Казначеева, говоря, что он «многим ему обязан и сохраняет о нем самое сердечное воспоминание». Спустя годы, находясь в Италии, Айвазовский напишет на память Александру Ивановичу картину, изображающую их первую встречу, при которой он получил «лучший в жизни и памятный подарок – ящик водяных красок и целую стопу рисовальной бумаги». Даже став знаменитым на весь мир художником, Иван Константинович будет с благодарностью вспоминать всех хороших людей, которые помогли в становлении его как личности, и сам будет следовать их примеру, творя добрые дела.

Петербург. Академия

21 августа 1833 года в карете, принадлежащей Варваре Аркадьевне Башмаковой (внучке самого А. А. Суворова-Рымникского, князя Италийского), Иван Гайвазовский прибыл в Петербург. Он несколько дней бродил по величественному городу, любовался дворцами и памятниками, оправленной в гранит Невой. В свои шестнадцать лет Гайвазовский уже воспринимал мир как художник, умел уже не только смотреть, но и видеть. И он видел красоту Петербурга и понимал, что именно таким он навсегда сохранит его в своей памяти и сердце. А затем начался новый этап его жизни под высокими сводами Академии художеств, где все по часам подчинялось только одному – учебе. Однообразный ежедневный ритм юноша переносил с легкостью, ведь каждая минута была наполнена познанием нового и первыми серьезными творческими испытаниями и достижениями.

Гайвазовский попал в класс профессора Максима Никифоровича Воробьева, талантливейшего педагога и видного представителя русской пейзажной живописи начала века. Живописец-романтик умел возбудить воображение своих воспитанников непритворным восхищением перед красотой природы, увлечь рассказом об особенностях живописи того или иного художника, копирование работ которых входило в обязательный курс академического обучения. Творческий диапазон Воробьева-художника был широк, и в его картинах преобладали элементы нового в то время романтического направления. В дальнейшем романтические черты стали основополагающими и в творчестве его самого знаменитого ученика – Айвазовского. Максим Никифорович учил своих подопечных находить поэзию и красоту в самой природе. Воробьев любил поэзию, музыку, неплохо играл на скрипке, что, возможно, еще больше сблизило ученика и учителя.

В доме Воробьева Айвазовский познакомился с поэтом В. А. Жуковским, баснописцем И. А. Крыловым, художником А. О. Орловским, меценатом А. Р. Томиловым. Умный, широко образованный Томилов был страстным коллекционером. В его петербургском доме были собраны полотна русских и европейских художников. В совсем юном Гайвазовском Алексей Романович распознал феноменальное дарование, взял его под свою опеку и способствовал его развитию. Художник стал частым гостем в доме Томилова.

Иван внимательно изучал технику живописи таких своих выдающихся современников, как Ф. Алексеев, М. Иванов, Ф. Матвеев, К. Брюллов и С. Щедрин. Особенно восхищался начинающий художник живописью Сильвестра Щедрина, в итальянских поэтических пейзажах которого он находил отголоски природы его родного Крыма и Черного моря. Но если в маринах Щедрина доминировала светлая, лирическая сторона, то для Гайвазовского море всегда было полно величия, мощи и драматизма. Иван в ту пору еще не нашел свою творческую индивидуальность, хотя больше всему ему было по душе копировать голландские марины в залах Эрмитажа и морские пейзажи С. Щедрина, умевшего показать живое трепетание воздуха, текучесть воды, очаровательную свежесть итальянской природы. Гайвазовскому было всего 17 лет, когда он до малейших деталей мог скопировать пейзажи Щедрина и Клода Мореля. Он учился пристально наблюдать натуру, угадывать ее «душу и язык», передавать в пейзаже настроение природы. Но уже тогда удивительная зрительная память помогала ему переносить на полотна и свои воспоминания. В промозглой северной столице он мог написать любой пейзаж Крыма, а по рассказам очевидцев воссоздать на полотне живописную морскую баталию, хорошо зная, как выглядит каждый корабль.

У Ивана появились друзья и среди сверстников-академистов. Начинающие художники как бы объединились в свою маленькую республику. Постепенно о них заговорили в академии. Имена Гайвазовского, Пименова, Рамазанова, Штернберга и других членов этого товарищеского кружка все чаще стали с уважением упоминать академисты старшего возраста и профессора. Друзья собирались в мастерской Воробьева. Для Максима Никифоровича эти молодые люди были не только учениками, но и друзьями его старшего сына, Сократа, учившегося вместе с ними.

А еще Гайвазовский рано понял, что служение искусству – это кропотливый ежедневный труд и что настоящее творение требует огромной душевной отдачи. Иван с легкостью переносил полуголодное существование в академии. Он работал еще усерднее и поражал своих учителей необыкновенными успехами в живописи. Об этих успехах был наслышан даже сам президент академии А. Н. Оленин. Встречая Гайвазовского в коридорах академии, он подзывал его, хвалил и говорил, что надеется на него.

В 1835 году Гайвазовский стоял, потрясенный, у знаменитого полотна Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Он оценил всю человечность картины и понял душу художника. Недаром Брюллов изобразил самого себя, спасающегося вместе с жителями Помпеи. Иван, склонный к остродраматическим сюжетам, чувствовал, как близки ему эти яркие образы, возвышенная патетика, и сам со скрытым чувством восторга изображал в своих первых маринистических пробах кораблекрушения и надвигающиеся бури. Под впечатлением мощи, исходящей от картины Брюллова, Гайвазовский приступил к работе над акварелью «Предательство Иуды» и сумел передать силу внутренних переживаний Христа и его учеников, Иуды и воинов посредством экспрессивности движений их фигур. «Предательство Иуды» вызвало много толков и шума в академии: мало кто верил, что это самостоятельная работа, а не копия какой-то призабытой картины.

Успехи Гайвазовского были столь значительными, что уже через два года учебы, в сентябре 1835 года, за картину «Этюд воздуха над морем» ему была присуждена серебряная медаль второго достоинства. Но это же полотно чуть ли не стоило молодому художнику карьеры.

Зависть и дружба

В 1835 году по приглашению императора Николая I из Франции прибыл знаменитейший в то время в Европе живописец морских видов Филипп Таннер, получивший поручение изобразить важнейшие русские военные порты. По предложению президента Академии художеств А. Н. Оленина талантливого юношу Гайвазовского определили в ученики и помощники к скандальному мэтру для совершенствования в «морском роде живописи». Конечно, Таннер был не просто модным живописцем, он обладал несомненным талантом, а главное – владел приемами изображения воды. Но Таннер относился к Гайвазовскому как к простому подмастерью, заставляя натягивать холсты, растирать краски, мыть кисти, а когда приступал к работе над маринами, то отсылал Ивана, чтобы тот не подсмотрел секретов. Случайно увидев рисунки Гайвазовского, Таннер начал посылать его копировать виды Петербурга, необходимые ему для выполнения своих многочисленных заказов. Юноша был настолько разочарован и подавлен, что заболел чем-то вроде нервного расстройства. Однажды, встретив исхудавшего Гайвазовского на улице, Оленин тут же увез его в свое имение, где Иван написал свой первый морской вид. Президент Академии художеств поместил картину на выставку.