Андрей Звонков - Потерянный рай

Баулины – это за четыре дома ниже по улице. Там колодец, и вода вкусная! Мама тоже туда ходит. Я тоже хожу с ведерком. Мне Прокопич из большой банки сделал ведерко, прикрепив проволочную ручку. Только я никак не могу донести его до дома, не расплескав.

Вода вкусная. Напившись, я захотел есть. Тетя Таня отрезала мне кусок черного хлеба, на него намазала кус тушенки и дала мне большую кружку с самодельным квасом. Ее квас всегда был не коричневым, как в бочке, в парке, а желтым и почти не сладким. Зато очень щипучим. Хлеб с жирной тушенкой и квас быстро погасили голод. Тетя Таня выстирала рубашку и повесила сушиться.

– Теть Тань, а можно я возьму лопату в сарае?

– Возьми, чего ж? Только принеси! А то Прокопич заругает…

Но я не спешил. Без ребят идти копать гильзу смысла нет. Она большая. Да и земли сколько нужно вытащить.

Я принялся бродить по саду. У Прокопича есть яблоня белый налив, там яблочки мелкие, но даже незрелые уже немножко сладкие. Я отрыгнул квас, и терпкая жгучая газовая струя ударила в самую макушку. Выходит, в голове ничего нет. Соседский Левка показывал фокус: открывал рот и стучал себя по макушке, а изо рта слышно было пустой стук. Нет, а чем же я думаю?

– Андрюха!!!

– Колька! Серега! Я тут!

Они орут на улице. А я тут! Меня распирает от новостей! Нужна лопата! Нет, нужно рубашку надеть! Нужно бежать к ребятам. Где мои сандалии?

Сандалии нашлись на крыльце. Тетя Таня их помыла и поставила на солнышке – сушиться. Я дрожащими руками пытался застегнуть мокрый ремешок. Он никак не влезал в пряжку.

– Андрюха!!!

– Да здесь я, здесь!

Я чуть не плакал. Они ж сейчас уйдут, и я им не скажу про тир, про гильзу… Наконец сандалии застегнулись. Я помчался по дорожке между заборами на улицу.

Колька с Серегой уже стояли возле канавы и смотрели в парк.

– Ребята, я тут!!!

Они даже не оглянулись.

– Ребята, погодите меня!

Я домчался до них и выпалил на одном дыхании:

– А в парке тир поставили!

– Да ну?! – эта новость их обрадовала.

– Ага, точно. Мне дядьки сказали. А еще, – я сглотнул, во рту пересохло. – Я гильзу нашел.

Ребята не отреагировали. Что им гильзы? Я тогда добавил:

– От снаряда, с войны. Только она глубоко. Я железкой копал и вот лопату хотел взять!

Эта новость их заинтересовала больше тира.

– Пойдем, покажешь! – сказал Колька.

– А лопату?

– Всегда успеем. Может, это и не гильза, а просто осколок?

Ну, вот зачем они так? Слезы сами навернулись.

– Это гильза! Я знаю!

– Не реви, – сказал Серега. – Че ты как девчонка? Раскопаем – увидим.

Я вытер нос. Обидно все-таки.

Тир от нас не убежит. Ребята сразу пошли смотреть гильзу. Колька слез в яму, на донце набралось воды. Я показал железку от тира.

– Вот, я этим копал. Она там звякает.

– Лопата нужна, – сказал Серега. – Беги, ты ж хотел лопату взять?

Я смущенно вытер нос.

– Серег, а помоги мне канаву перейти. Я не могу.

– Пойдем. – Он перепрыгнул сам и протянул мне руку. – Давай!

Я помчался за лопатой. Тети Тани нигде нет. Я добежал до сарая Прокопича. Я знаю, где лежит саперка. Где все лопаты и грабли.

Я принялся перебирать огромные, в два моих роста, черенки. Где же она? Прокопич ею все время копает лунки для картошки, и цветы ею сажает, и морковку выкапывает. Одно слово – саперка! Я не знаю, что означает это слово, но оно мне очень нравится. В нем звучит что-то очень серьезное такое. Нешуточное. Лопата – слово несерьезное. Глупое слово. Вот скажи десять раз слово «лопата» и сам не заметишь, как рассмеешься. А «саперка» – это ничего смешного.

Как не завалило всеми этими смешными словами… большущий штабель лопат и садового инструмента обрушился на меня! Я больно получил по голове. Но главное: я увидел саперку! Дотянувшись до короткого черенка, я уже рванулся из сарая, как правое мое ухо запалило жгучим огнем, его словно тисками зажало!

– Ты куда?! Набезобразничал и тикать? – пальцы на правой руке у Прокопича – железные.

– Дя Прокопич! Отпусти! Те… мне те Таня разрешила!

– Что тебе Таня разрешила? Лопаты развалить? А собирать кто будет? Мусин-Пушкин?

Я не знаю, кто это, но уверен, что этот гад никогда ничего сам не делал… потому что Прокопич его все время в пример приводит.

Сосед отпустил мое ухо. Прокопич не злой. Но иногда бывает страшно вредным. Я принялся поднимать лопаты и ставить их в угол.

– Вот это пральна! А зачем тебе лопата?

– Я там… мы… это… – никак не мог найти нужные слова. – Там гильза от снаряда.

– Вот это новость, – Прокопич не то чтоб не поверил – удивился. – Это где же?

– Там, где окопы и воронки. У самого забора!

– Да иди ты! – Прокопич всегда так говорит, если очень удивлен и не верит: «Да иди ты!»

– Чесслово! Я копал там железкой, а оно звякнуло. Ребята там, а я за лопатой. Вот.

Прокопич взял еще одну лопату, кроме саперки, и мы пошли к парку. А я раздумывал: а правильно ли я сделал, что рассказал соседу? Может быть, ребята хотели эту находку сохранить в секрете?

На дороге перед нашей калиткой остановился грузовик, и из кабины выскочил папа! Он был в летчицкой кожаной куртке с толстой железной молнией, в узких брюках дудочкой и остроносых ботинках. Шофер из кузова достал большой рюкзак, какой-то деревянный ящик зеленого цвета и огромную сумку-авоську, из которой во все стороны торчали рыбьи хвосты.

Папа пожал руку Прокопичу. А я принялся скакать вокруг него с воплями от переполняющего восторга. Я мгновенно забыл про гильзу. А Прокопич не забыл.

– Ну, здравствуй, наследник! – у папы была редкая колючая щетина, тонкие усики над верхней губой и какие-то пьяные веселые глаза. Водитель взял у папы рубль, грузовик обдал нас дымом и укатил. – Вот я и дома! А куда это вы собрались, копатели? Да еще с лопатами?!

Я ничего не мог объяснять. В животе горел теплый огонек, и этот огонек заливал меня по самую макушку. Хотелось смеяться и плакать. И не знаю, чего больше.

– Да вот, архаровцы наши, этот да Колька с Серегой нашли, грят, гильзу от снаряда. Хочу посмотреть. Зенитка али что?

– Да, кроме них, ничего и быть не должно, – сказал папа, поднял меня на руки, но тут же опять поставил на дорогу. Вместо меня он закинул за спину рюкзак и протянул мне авоську: – Неси! Только по земле не волочи, выше поднимай.

Я подлез под авоську, закинул ее на спину и понес. Хвосты кололи мне бока, от авоськи несло рыбой. Следом за мной папа нес рюкзак и деревянный ящик. А Прокопич перешагнул канаву и углубился в парк.

Дома папа сказал:

– Второй час уже. Ну, впрочем, как я и рассчитывал. Маме я с вокзала позвонил. Она отпросится пораньше. Ну, рассказывай, много ты ей нервов попортил? Лучше сам рассказывай, чем она жаловаться будет. А мы уж тут по-мужски сами разберемся. Ну, есть в чем покаяться?