Элеонора Павлюченко - Софья Перовская
Эти женщины в дальнейшем сыграли немалую роль в русском революционном движении. Корнилова стала одной из основательниц кружка чайковцев, судилась по «процессу 193-х» и была сослана в Сибирь. Лешерн фон Герцфельдт занималась революционной пропагандой во многих местах России, неоднократно судилась, наконец, в 1879 году в Киеве по делу В. Осинского была приговорена к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. Умерла она на поселении в Восточной Сибири. Прибылева-Корба стала в дальнейшем крупной народоволкой, членом Исполнительного комитета «Народной воли», была осуждена по «процессу 17-ти» (1883 год) и провела более двадцати лет на сибирской каторге. Впрочем, в 1870 году эти серьезные энергичные девушки, жаждавшие активной сознательной жизни, свободы, знаний, еще не предполагали, что ждет их в недалеком будущем.
Лето 1870 года было счастливым эпизодом в жизни Перовской. Родители уехали за границу. Соня, свободная от семейных обязательств и стеснительных домашних условий, созданных отцом, провела каникулы самостоятельно: с подругами на даче в Лесном под Петербургом. Девушки много читали: «Пролетариат» и «Ассоциации» Михайлова, «О положении рабочего класса в России» Флеровского. Штудировали и обсуждали «Политическую экономию» Милля с примечаниями Н. Г. Чернышевского, первый том сочинений Лассаля… Работа Флеровского, которой зачитывалась передовая молодежь, произвела на Перовскую особенно сильное впечатление своей правдивостью, жгучей ненавистью к помещикам, фабрикантам и чиновникам, яркой картиной нищеты и страданий народа.
В начале 70-х годов в квартире А. И. Корниловой собирался кружок передовых женщин Петербурга. Сходилось обычно человек двадцать. Большинство собравшихся со стрижеными волосами, в косоворотках, перетянутых ремешками, и коротких темных юбках — типичные «нигилистки»! Оживленно беседовали, спорили, разбившись на отдельные группы. Некоторые молча прислушивались.
Е. Н. Ковальская (в дальнейшем известная народница), приехавшая из Харькова в Петербург и впервые попавшая на собрание кружка, невольно обратила внимание на одну молоденькую девушку, скорее девочку, отличавшуюся от других особой простотой костюма: серое скромное платье с небольшим белым воротничком. На ее лице выделялся большой, высокий и широкий лоб, серо-голубые глаза смотрели немного исподлобья, недоверчиво, в них была какая-то упорная непреклонность; маленький детский рот крепко сжат, все лицо серьезно и вдумчиво. Она спорила чрезвычайно сдержанно, но с большим упорством. Это была Софья Перовская.
Ковальская вместе с Перовской и несколькими ее подругами начала заниматься политэкономией. По ее рассказам, Перовская относилась к занятиям очень серьезно. «Вдумчиво останавливаясь на каждой мысли, она развивала ее, возражая то Миллю, то Чернышевскому. Видно было, что умственная работа сама по себе не только как средство для чего-то дальнейшего захватывала ее и доставляла наслаждение».
И так каждый день: курсы или собрания на частных квартирах, лекции и практические занятия, политэкономия и геометрия, горячие споры о прогрессе и праве женщин… Жизнь, полная напряженного труда, размышлений, исканий правильного пути.
Однажды Перовская зашла в Вульфовскую коммуну. Это была одна из первых студенческих коммун — в Петербурге на Вульфовой улице. В ней жили студенты Медико-хирургической академии, в том числе будущие чайковцы М. А. Натансон, А. И. Сердюков и другие. Случилось так, что именно в этот день полиция устроила в коммуне засаду: всех приходивших впускали, но никого не выпускали обратно. Молодежь, попавшая в засаду, была в приподнятом настроении; пели и шумно спорили, угощались чаем и обедом из конины. Так незаметно время прошло до вечера, когда все были выпущены. Для молоденькой курсистки Перовской все было ново и интересно…
В конце ноября 1870 года она пришла на очередной урок геометрии сильно взволнованная и рассказала подругам, что отец приказал ей порвать все отношения с «нигилистками», в противном случае грозил запереть дома и не пускать на курсы. Мириться с этим посягательством на свою самостоятельность Софья Львовна не могла. Она уходит из дома родителей и долго скрывается: отец разыскивал ее с полицией. Больше, чем через два месяца Перовский, боявшийся широкой огласки и скандала, понял, что ему не сломить характер дочери, находившейся уже во власти каких-то чуждых и непонятных ему идеалов. Он выдал ей паспорт…
Решительный шаг Софьи Перовской — разрыв с отцом — был подготовлен всей предшествующей жизнью девушки. В ее биографии началась новая полоса.
Средь мира дольногоДля сердца вольногоЕсть два пути.Взвесь силу гордую,Взвесь волю твердую —Каким идти? —
писал в те годы великий Некрасов. Софья Львовна Перовская могла бы пойти проторенными путями отцов и дедов. Аристократическое происхождение, положение отца, а также ум и яркий характер обеспечили бы ей счастливое и спокойное будущее: муж, дети, выезды в свет, заграничные путешествия…
Одна просторнаяДорога — торная…На вид блестящаяТам жизнь мертвящаяК добру глуха.
Но Софья Львовна не пошла таким путем. Она порвала со своим прошлым, отказалась от имени, положения в свете, богатства, от связанных с ними привилегий, от внешнего блеска и связала свою жизнь с русской свободой.
За обойденного,За угнетенного,Стань в их ряды.Иди к униженным,Иди к обиженным,Там нужен ты.
Софья Львовна была одной из многих, — достаточно вспомнить хотя бы ее подруг по Аларчинским курсам: Корнилова воспитывалась в семье богатого купца, Прибылева была дочерью крупного инженера, отец Лешерн — родовитый дворянин, генерал, — но Перовской суждено было сыграть выдающуюся роль в русском революционном движении.
Глава II
В НАРОД
«Ваше величество, если Вы встретите на улице молодого человека с умным и открытым лицом, знайте — это ваш враг».
Из письма П. Лаврова Александру II.Начало 70-х годов было временем огромной ломки, глубочайших изменений в русской истории. Немного более десяти лет прошло с тех пор, как самодержец Александр II, испуганный нарастающим народным движением и активностью революционеров, заявил предводителям московского дворянства, что будет гораздо лучше, если освобождение крестьян произойдет «свыше, нежели снизу». Пало крепостное право, совершился исторический поворот от России феодальной к России капиталистической. Проект «великой реформы» 1861 года вырабатывался в тайне от народа, в глубине различных комиссий и комитетов. В результате стараний «освободителей» крестьяне вышли «на свободу» ободранные до нищеты, из рабства у помещиков попали в кабалу к тем же помещикам и их ставленникам. «Ни в одной стране в мире, — писал В. И. Ленин, — крестьянство не переживало и после „освобождения“ такого разорения, такой нищеты, таких унижений и такого надругательства, как в России»[1]. Недаром поэт-демократ Некрасов через несколько лет после «воли» сделал заголовком своей поэмы горестный вопрос: кому на Руси жить хорошо? Народ тяжко страдал от старых и новых хозяев. Способная на отдельные стихийные бунты, темная, забитая, полная предрассудков и суеверий крестьянская масса не могла изменить существующий строй. Сила народа еще не проявилась с полной мощью. Помочь народу в его великой борьбе, облегчить его страдания — вот о чем думала тогда мыслящая революционная Россия, Россия Чернышевского и Герцена, Добролюбова и Писарева, Некрасова и Щедрина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
