Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

В частности, такое указание было сформулировано в приказе Геринга от 23 октября 1941 года. В нем говорилось: «Отбор лучших среди военнопленных нужен для предстоящего многонедельного содержания в особом лагере, вблизи Берлина. Здесь, а также по возможности во время ознакомительных поездок по рейху они должны будут настолько обучиться в политическом и пропагандистском отношении, чтобы впоследствии их можно было использовать… для выполнения особых заданий».

Но среди военнопленных оказалось мало лиц, враждебных Советской власти. Об этом, в частности, свидетельствует директива Гитлера от 18 декабря 1941 года. «Пленные, — указывалось в ней, — в особенности молодое поколение, беззаветно преданы большевикам. Они способны на всякую низость».

Тем не менее был разработан и начал осуществляться комбинированный план по созданию невыносимых условий в лагерях военнопленных, антисоветской обработке заключенных. Шантажом, голодом, истязаниями, тяжелым трудом и расстрелами гитлеровцы методично создавали невыносимые условия нахождения в лагерях и ставили военнопленных перед выбором: или умереть под пулями, от голода и болезней или соглашаться работать на гитлеровскую разведку. Многие гибли замученные, расстрелянные и затравленные собаками. Значительное количество военнопленных, будучи не в состоянии переносить мучительно тяжелые условия лагеря, под угрозой смерти, насильно или по малодушию соглашались на вербовку.

Абвер испытывал острую нужду в пополнении, укреплении опытными офицерами прежних и вновь сформированных фронтовых диверсионных команд и групп, которые так же, как и войска вермахта, были обескровлены в сражении под Москвой. Там в результате контрнаступления Красной Армии образовалась извилистая линия фронта с большим выступом в 150 км в сторону Москвы. Этот выступ от Ржева до Вязьмы Гитлер приказывал оборонять любой ценой, рассчитывая именно отсюда начать новое наступление и захватить Москву. Выступ оборонялся 9, 3 и 4-й армиями вермахта, основательно потрепанными в зимних боях.

Новый командующий 9-й армией генерал Модель поставил перед абвером задачу укрепить армию формированием новой абвергруппы. В начале января 1942 года этим занялся в Берлине сам начальник отдела абвер-2 полковник Эрвин Штольц. При всем недостатке опытных кадров он все-таки выбрал из многих кандидатур наиболее подходящую фигуру на должность главного вербовщика агентуры. При этом он исходил из своей богатой практики, полагая, что офицер, отбирающий кандидатов на вербовку и затем вербующий агентов, должен обладать особыми качествами: жизненным опытом, знанием людей, их психологии и других особенностей, умением убеждать и, наконец, особым чутьем, присущим разведчику. И, конечно, он должен быть русским. Штольц, изучив несколько досье и личных дел, остановил свой выбор на обер-лейтенанте германской армии Ростове-Беломорине.

Обер-лейтенант Ростов-Беломорин

Из досье и личного дела

Беломорин Ю. В. (он же Ростов, он же Козловский, он же Евтухович). Извлечение из автобиографии:

«Я, Юрий Васильевич Ростов-Беломорин, родился в 1898 году в Москве, в дворянской семье полковника царской армии, служившего в Генеральном штабе. После окончания юнкерского училища вместе с отцом год воевал на Северо-Западном фронте в штабе сначала переводчиком немецкого языка, а затем офицером разведотдела.

После революции 1917 года я и отец добровольно вступили в армию генерала Юденича. В боях под Петроградом отец был тяжело ранен, и я отвез его в Таллинский госпиталь. Туда же, в Таллин приехала из Москвы и мать, так как отец был в безнадежном состоянии. Перед смертью он завещал мне: «Будь верен присяге, борись за Россию!»

После похорон отца генерал Юденич (он был другом отца) предложил мне и матери выехать с ним в Англию. Но по состоянию здоровья матери, которая тяжело переживала смерть мужа, мы отказались и остались в Эстонии. Мать слегла в больницу, и мне приходилось закладывать фамильные драгоценности и покупать лекарства, а также продукты. Болезнь сердца прогрессировала, и мать понимала, что не выживет. Перед кончиной она повесила мне на шею образок, вручила мне молитву на сохранение воину жизни и попросила похоронить рядом с отцом, а на могилку привезти щепотку земли из родового поместья в Малых Вяземах под Москвой. В одну из долгих зимних ночей мама скончалась у меня на руках.

Оставшись один, я пытался найти работу, но эстонского языка я не знал, а русский и немецкий не были тогда востребованы…

По примеру однополчан я перебрался в Ригу, где скапливалась основная масса эмигрантов. Там я устроился воспитателем и учителем географии в пансионат русских бойскаутов, открытый на пожертвования, а также на оставшиеся средства от армии Юденича. Это дало мне возможность хоть скромно, но существовать материально.

Еженедельно я посещал сходы эмигрантов, слушал там разные речи. Среди злобно-тоскливых стенаний по Родине я пытался своим профессиональным умом аналитика уловить из потока слухов и домыслов крупицы истинной правды о положении в России. Думая о себе и своем месте в борении за новую Россию, я понимал объективную необходимость объединения не только двух с лишним миллионов эмигрантов, но и всех русских, рассыпанных по всему миру. Я отдавал себе отчет, что злобой и ненавистью Советы не одолеешь. А силы, способной сокрушить режим большевиков, я не видел. Большевики, размышлял я, набирают силу, их лозунги, их идеалы заразительно обманчивы, они вооружаются до зубов.

Мне созвучны были речи отдельных ораторов о том, что разбросанные во всех странах русские люди не только объединяются для борьбы с большевизмом, но уже создают свои воинские формирования. Прав атаман Семенов, говорили ораторы, когда заявляет, что у нас нет иного пути, как только честно и открыто идти вместе в союзе с Германией и Японией. Только в союзе с ними, если эмигранты не хотят унавозить чужие земли, можно остановить и победить заразу большевизма.

Уходя с этих сходов, я с болью и горечью думал о Родине и о себе, своем скудном и беспомощном существовании.

С наступлением лета бойскаутов вывозили на Рижское взморье, где после легкого для взрослого человека обеда я уходил к морю и валялся там на нудистском пляже. Я загорал, читая какой-то роман из эмигрантской жизни. По шороху песка я почувствовал, что кто-то прохаживается вокруг меня. Отложив книгу и оглядевшись, я увидел перед собой элегантно одетого господина в темных очках, с тросточкой. Господин, внимательно разглядывая меня, вежливо извинился и на чистом немецком языке заговорил: «Я любуюсь загаром Аполлона. Еще раз простите меня за дерзость, но хотелось бы с вами поговорить. Конечно, не здесь, дабы не мешать вашему отдыху. Вот моя визитная карточка. У меня к вам есть интересное предложение, которое следовало бы обсудить в любой день после 18 часов. Если это вас заинтересует, заранее позвоните мне в Ригу».