Валерий Горбань - Выстрелы на перевале

Закрыв за друзьями дверь, Наталья прилегла на диван. Стрелки будильника, заведенного на полседьмого утра, уже подкрадывались к четырем часам. Разбитое, как после тяжкой болезни, тело требовало покоя, но взбудораженный мозг продолжал рисовать одну картину страшней другой. Валерьянка только добавила раздражения своим навязчиво-приторным запахом. И все-таки понемногу усталость начала брать свое. Не приятная сонливость, а тяжкое оцепенение измученной души, перемежаемое полуявью-полукошмарами, стало постепенно овладевать ею. И вдруг холодная волна непереносимого ужаса ударила в сердце, подбросила ставшее невесомым тело.

В мертвенно звенящей тишине осиротевшего дома тихий голос Владимира простонал:

- Наташа!

* * *

В таежном распадке, под черными замшелыми лиственницами, на голубоватом обледеневшем сугробе, уткнувшись лицом в наст и подергиваясь в предсмертных конвульсиях, лежал человек.

Над ним стояли трое. Тот, что был ближе всех, худощавый, с непокрытыми черными кудрями, серебрившимися в неверном лунном свете, тоже дрожал. Но не от боли и не того животного инстинктивного возбуждения, которое возникает у любого нормального человека при виде чужих страданий. Его трясло от пакостного страха, панического предчувствия расплаты, неожиданно и мгновенно сменившего опьянение властью над жизнью и смертью другого человека. Колотило и второго, рослого молодого парня, который бессмысленно топтался на месте, словно решая, куда идти и надо ли вообще идти куда-то.

Третий, приземистый, коренастый, прихрамывая, подошел поближе и придушенным хрипловатым голосом сказал:

- Давай еще раз. Для надежности.

Черноволосый завозился, лязгнул чем-то металлическим и наклонился над умирающим.

Раздался приглушенный хлопок. Замершее, было, тело содрогнулось еще раз и снова обмякло.

- Готов. Засыпай.

Хромой с похабным смешком встал на труп, попрыгал, вминая его в сугроб. Двое других торопливо ногами нагребали снег на убитого, на еще теплую голову, обмотанную скотчем, на рабочую болоньевую куртку и синее спортивное трико, заправленное в короткие прорезиненные полусапожки.

Затем убийцы также торопливо выстроились гуськом и по хрустящему насту след в след пошагали вверх по склону сопки. Минут через пять выбрались на дорогу, сели в не успевшую еще остыть старенькую красную "единичку" и рванули по направлению в город, подальше от места, где преступили они главный закон человеческий.

При въезде в город Хромой тронул за плечо молодого, который вел машину:

- На почту идем завтра с утра. Сегодня перевод никак не поспеет.

Черноволосый, вроде бы безучастно смотревший в окно, отозвался:

- А н-нас м-менты н-н-е вс-с-третят?

- А ты свой ствол с собой бери. Мы с Малым тоже возьмем. Нам теперь терять нечего. Тачку я с утра кентам на запчасти загоню. Получим перевод, все поделим и - врассыпную. С такими бабками "на материке" год гулять можно.

Помолчав, насмешливо добавил:

- Не ссы, а то еще больше заикаться начнешь. Смоемся без проблем. Баба его не въехала, никто ничего не видел и не слышал.

* * *

Хромой ошибался.

За шестьсот километров, в далеком горняцком поселке, чуткое сердце любящей женщины услышало то, что никогда не смогут уловить и зафиксировать самые фантастические приборы. Услышало и поняло так, что утром 26 апреля совершенно чуждый всякой сентиментальности Жорка поверил Наташе мгновенно и безоговорочно.

26 апреля

Гопа влетел в кабинет:

- Пошли, быстро.

- Что, пришли за переводом?

Жорка стрельнул глазами в сторону подскочившей Натальи и мгновенно соврал:

- Шеф зовет, ты же знаешь, как он ждать не любит.

А в коридоре управления, на ходу, добавил:

- А еще Шеф не любит... болов, у которых язык вперед головы работает. И все их не любят. А я особенно. И если хочешь со мной работать, держи язык в заднице, если он не держится за зубами.

Игорь молча проглотил эту ультрапедагогическую речь. Обижаться, кроме как на себя самого, смысла не было. Да и времени тоже. Главпочтамт располагался в соседнем квартале, через дорогу от УВД.

Жорка быстро говорил в такт шагам:

- Останься поближе к выходу, у окна, там столик, - заполняй любой бланк. Я буду брать того, кто пришел за переводом. А ты смотри в четыре глаза. Если он не один, дружки могут пойти на меня, а могут и ломануться на выход. Возьми хоть одного. Резко уйдет какая-нибудь машина, запомни марку, цвет, номер. Кстати, стой! Оружие взял?

- Да.

- Далеко не убирай, но и сразу не доставай. Еще пока ничего не ясно, может, никакого криминала нет. Схватишься за пистолет, потом всю жизнь будешь прокурору письма писать. Заява есть, задерживать для разбирательства можно. Начнем вежливо. Если будут дергаться, вали на пол и одевай "браслеты". Достанут стволы, тогда доставай свой. Короче, делай, как я.

Игорь смотрел на Жоркин бычий затылок и с интересом представлял себе, как будет "валить на пол" такого же бугая. Нет, парень он не слабый, немного занимался борьбой, может сутками бродить по тайге, но тут - другое дело. Страшила не сама возможная схватка, пусть даже с подготовленным и опасным противником. Страшней любых увечий и даже самой смерти была мысль: "А вдруг упущу, не смогу помочь Жорке." Тогда - пожизненное клеймо "лоха" и возня над бумажками с описанием чужой Работы.

Все. Пришли. Сомнения закончились.

Только внезапная дрожь на секунду стеснила дыхание. Но Игорь уже знал, что волнение мгновенно исчезнет, как только начнется Дело. Движения невесомого тела станут легкими, не отнимающими ни капли драгоценного внимания у мозга. Даже в случае тяжелой травмы боль и страх придут потом, когда все закончится и начнется отходняк. А если задержание будет успешным, то эйфория азарта перейдет в бешеную энергию, позволяющую работать сутками без сна и отдыха.

Эх, почта русская, родная. За века чиненные гусиные перья сменились стальными, затем появились шариковые авторучки, привязанные на веревочки всех мастей. Одно оставалось неизменным: клиенту, пришедшему без своего письменного прибора, приходилось либо скрести казенным устройством по дну высохшей чернильницы, либо изо всех сил продувать истощавший стержень в бесплодной попытке добыть пасты хоть на пару слов.

Игорь безнадежно катнул авторучку по столику, и она, свалившись, повисла на шнурке. Теперь можно было спокойно торчать с бланком в руке и рассматривать всех посетителей, ожидая, кто из них, заполнив свое извещение, отзовется на жалостливое: "Вы не могли бы...".

Жорка стоял в очереди за переводами. Впереди него болтали две симпатичные девчушки, по виду - студентки. За студентками - дед, по виду на все сто лет. Мелькнула шкодная мысль: "Может, его будем брать?.."