Борис Расин - Подбельский

На собрании у железнодорожников Вадим познакомился с товарищем, прибывшим из Москвы. Все его звали Никодимом[3]. Совсем недавно он был на Лондонском партийном съезде. В свои неполные тридцать лет Никодим уже имел за плечами более десяти лет активной революционной работы, не один год тяжелой ссылки в Сольвычегодске, аресты и эмиграции. В 1906 году в Петербурге он встретился с Лениным. В Тамбов Никодим приезжал не однажды. За короткое время он завоевал всеобщее уважение, особенно среди железнодорожников, где чаще всего бывал. Недаром козловские железнодорожники избрали его делегатом V (Лондонского) съезда партии.

С огромным интересом слушал Вадим Подбельский рассказы Никодима — Шлихтера о встречах с Лениным, о съезде партии.

Но Никодим — Шлихтер скоро уехал.

Вадим продолжал работу в организации. Много времени и сил он отдал созданию пропагандистских групп из молодежи.

В Тамбове Вадим жил нелегально. От зоркого ока полицейских властей не могло скрыться, что в дом Белоцветовых приехал гость. Этот дом всегда был на подозрении у полиции. Сейчас наблюдение за ним усилилось.

К дочери адвоката Кушенского — гимназистке последнего класса — часто приходили друзья. Вели они себя вполне достойно: танцевали, пели, музицировали» много о чем-то спорили.

Но то, что произошло вечером 14 октября 1907 года, крайне взволновало и озадачило адвоката. Молодежь уже собиралась разойтись и прощалась с хозяевами, когда в дом Кушенских нагрянула полиция. Всех гостей арестовали и повели в участок. Среди задержанных был и Вадим Подбельский.

В полночь в квартиры арестованных ворвались полицейские. У Белоцветовых-Подбельских обыск продолжался довольно долго. В комнате Вадима нашли несколько брошюр, «Капитал» Маркса, письмо старого товарища по подполью Ксении Украинцевой из Самары, еще письмо, за подписью «Огарок-Сокол», какие-то разрозненные записи — не то конспект книги, не то конспект лекции.

Из гостей Тани Кушенской Вадим Подбельский был особенно хорошо известен полиции. По заключению начальника губернского жандармского управления он представлялся «опасным для общественного спокойствия… Все задержанные уже до крайности распропагандированы». Среди них не было ни одного впервые попавшего на сходку, а в доме Кушенских регулярно проходили сходки. Все арестованные собирались и ранее и, по мнению жандармского начальника, составляли «одну сплоченную шайку».

И хотя результаты обысков не давали еще основания к возбуждению формального дела, встревоженные полицейские власти решили сделать все, чтобы избавить Тамбов от беспокойных людей.

Решением тамбовского губернатора большинство участников сходки было выслано в Саратов.

Вадиму не стоило большого труда найти в Саратове тамбовскую подпольщицу Ксению Украинцеву, высланную туда в начале года. Через нее Вадим связался с большевистским подпольем. Первое задание, которое он получил, — агитация среди мельничных рабочих.

Уже через два-три месяца Подбельский стал своим человеком среди мукомолов города. Ему удалось организовать профсоюз мельничных рабочих, объединивший тысячу рабочих тринадцати мельниц города. А немного спустя его избрали секретарем социал-демократической группы мельничных рабочих.

Конечно, и в Саратове полицейские власти не оставили Подбельского в покое. Он ясно чувствовал, что и тут ему не дадут долго гулять на свободе. К тому же еще дядя Николай Павлович, у которого он остановился, высказывал недовольство: за его домом стали усиленно следить, а у него семья, дети, и незачем ему портить репутацию.

Подбельский вынужден был из Саратова уехать. И уже 30 мая 1908 года он был снова арестован в Тамбове.

Несколько месяцев продолжалось дознание и велась переписка тамбовских властей с министром внутренних дел. В середине октября Подбельскому было объявлено решение: его высылают на три года в Вологодскую губернию.

Московская Центральная пересыльная тюрьма была забита арестантами до отказа. Распутица на неустроенных российских дорогах задерживала отправку ссыльных по дальнейшему этапу. Между тем каждый день прибывали все новые и новые партии. Тюремная администрация сбилась с ног. Куда всех разместить? Как быть с «политическими», если по положению они должны содержаться в отдельных помещениях, а таких помещений не хватает? Обитатели ряда камер уже объявили голодовку в знак протеста против неправильного отношения к «политическим». От неимоверной скученности в тюрьме начались болезни.

Не миновала болезнь и Вадима Подбельского. Тюремный врач не сразу распознал заболевание. Вначале он определил малярию, но спустя неделю, когда уже начался кризис, врач, наконец, признал возвратный тиф.

Вадима Подбельского поместили в неуютной тюремной больнице. Здесь ему пришлось проваляться почти два месяца. И потом еще долго болезнь напоминала о себе.

…Пока Вадим болел, уже не один этап был отправлен в ссылку. Подходил и его черед. Мать сообщила, что обратилась к министру с просьбой не отправлять Вадима далеко, но ответа никакого еще нет. Узнал Подбельский и о том, что его тамбовская приятельница, товарищ по подполью Ксения Украинцева, выдавая себя за невесту ссыльного, тоже просила не отправлять его в глушь, мотивируя эту просьбу плохим состоянием здоровья Вадима. Но власти остались глухи к просьбам «невесты» и матери.

Гиблые, суровые места избрало царское правительство для ссылки политических «преступников»: край вечной мерзлоты — Якутию, суровую архангельскую тундру, дикие, нехоженые места Вологодщины.

Из года в год росло число ссыльных и заключенных в Вологодской губернии. Только в 1908 году в десять тюрем Кадникова, Яренска, Усть-Сысольска и самой Вологды поступило более восемнадцати тысяч заключенных. За этот год на содержание тюрем было потрачено более ста тринадцати тысяч рублей, а на содержание школ, в которых обучалось двадцать семь тысяч детей, — только около восьмидесяти семи тысяч. Нет школ, нет больниц, зато много церквей. Без них официальным властям никак не обойтись. Даже в самом захолустном уездном городке, Яренске, на полторы тысячи жителей — пять церквей, монастырь, но ни одной школы и всего лишь одна заброшенная больница на сорок коек.

Все ссыльные, направляемые в Вологодскую губернию, прежде всего должны были пройти «карантин» в тюрьме. В это время губернатор знакомился с «делом» каждого и по своему усмотрению определял, кого куда направить. В самом губернском городе почти никого не оставляли.