Ги Бретон - Распутный век

— Встанем на колени, — вбегая, воскликнул он, — и возблагодарим Бога!

— О отец мой, — воскликнула Мария, — вас снова призывают занять польский трон?

— Нет, дочь моя, — ответил Станислав, — небо к нам еще благосклоннее. Вы — королева Франции!

Задыхаясь от переполнившей их радости, Лещински встали на колени, чтобы отблагодарить Бога за оказанную милость.

В течение нескольких недель проект женитьбы короля сохранялся в тайне. Но частые поездки из Версаля в Виссембург и обратно не остались незамеченными, и тайное стало явным. И двор и весь народ закричали о мезальянсе. Писатели, в частности Вольтер, принялись критиковать польскую принцессу. Пошли экстравагантные слухи, рассказывали даже, что у нее два сросшихся пальца и она грешит противоестественной холодностью. Король, безразличный к этой критике, назначил свадьбу на 27 мая. Когорта придворных отправилась в Виссембург, а м-м де При, дабы подчеркнуть бедность Лещински, отправила Марии — Мари в подарок дюжину сорочек (впрочем, у нее их действительно не было)…

В то время как будущая королева Франции готовилась отправиться в Фонтенбло, Флери, забросив все дела, старался дать Людовику XV основы сексуального образования.

Он показывал ему сладострастные картинки и поручил молодому художнику, специализирующемуся в жанре «обнаженной натуры», принести «рисунки этой натуры в действии». Но молодой король проявлял лишь скромный интерес к подобным картинкам… Пришлось идти дальше: нашли неприличную скульптуру — монарху следовало потрогать ее собственными руками, «чтобы не смутиться, когда польская принцесса, такая же невинная и скромная, как н он, окажется в его постели».

Пятого сентября Мари торжественно прибыла в Фонтенбло. Свадебная церемония состоялась в часовне и была столь продолжительной, что юная невеста потеряла сознание.

Вечером пятнадцатилетний Людовик XV оказался наконец, наедине с женщиной. Был ли он застенчивым, неловким, стыдливым? Кажется, нет, — судя по письму, которое на следующий день герцог Бурбонский отправил Станиславу Лещински. Вот оно: «Имею честь сообщить Вашему Величеству деликатные подробности, о которых следует хранить молчание. Они убедят Вас в том, что я осмелился в Вашем присутствии утверждать, — королева бесконечно мила королю; это не придворная лесть. Да позволено мне будет довести до сведения Вашего Величества, что король, приняв участие в развлечениях и фейерверке, отправился в спальню королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Как только король изволил встать, он послал доверенное лицо, и оно мне это и передало. Когда я вошел к королю, он сам повторил мне переданное, описывая удовольствие, доставленное ему королевой» <Письмо герцога Бурбонского хранится в национальном архиве, в разделе «Исторические памятники»>. Итак, после долгих уверток Людовик XV неплохо начал свою карьеру… Что же касается м-м де При, то она спокойно могла смотреть в будущее: маленькая королева познала блаженство, за которое она всегда будет ей благодарна…

КАРДИНАЛ ДЕ ФЛЕРИ НАХОДИТ ДЛЯ КОРОЛЯ ЛЮБОВНИЦУ, ЧТОБЫ САМОМУ СТАТЬ ОБЛАДАТЕЛЕМ АБСОЛЮТНОЙ ВЛАСТИ

Подарок прелата есть всегда дар Божий.

Восхитительный медовый месяц Людовика XV и Мари в Фонтенбло длился целых три месяца.

Король, побуждаемый рано проснувшейся и долго сдерживаемой мужественностью, каждый вечер отправлялся на половину королевы и совершал с нею подвиги, отзвуки которых приводили в восторг придворных дам и камердинеров, толпящихся за дверью.

Наутро благодаря этим внимательным наблюдателям по всему дворцу пролетали два небольших, но полных смысла слова. Герцоги, маркизы, герцогини, все придворные, встречаясь, говорили друг другу: «Шесть раз…», «Семь…», «Восемь…»

Это означало число любовных поединков между Людовиком XV и его супругой, проведенных ночью на королевском ложе.

Услышав эти цифры, многие дамы с задумчивым видом качали головами, завидуя молодой королеве. Некоторые даже, раззадорившись, пытались обольстить монарха. Но Людовик XV любил Мари Лещинска — он оставался безразличным к подобным попыткам. Двор вскоре принялся злословить по поводу этой холодности. У короля нет любовницы — в голове не укладывается: верность считалась тогда смешным недостатком. Многие старались подстроить так, чтобы вблизи короля вертелись молоденькие женщины с порочными глазами и налитой грудью. Но попытки привлечь внимание короля к одной из этих придворных никогда не удавались, Людовик XV неизменно отвечал:

— Королева куда красивее!

Король был очарован прелестями Мари, та отвечала безграничной страстью. Она писала отцу: «Никто никогда не любил так, как я его люблю…» Однако она боялась его и днем снова становилась той застенчивой и скромной принцессой, какой была в Виссембурге… Любезная и почтительная, она старалась доставить удовольствие фрейлинам и проявляла бесконечную признательность м-м де При, которую считала своей бесценной покровительницей. Фаворитка герцога Бурбонского пользовалась этим и полностью управляла поведением Мари Лещинска. Барбье, ставший этому свидетелем, писал: «Женитьба в Фонтенбло увенчалась постоянной привязанностью короля к королеве. Он спит с ней ежедневно, но принцессу преследует м-м де При. Она не вольна ни написать кому-нибудь, ни поговорить. М-м де При в любой момент может войти в ее апартаменты и посмотреть, чем она занимается, — она не хозяйка сама себе».

Первого декабря по плохим, схваченным льдом дорогам двор выехал из Фонтенбло. Длинная вереница трясущихся по ухабам карет отправилась на зиму в Версаль.

Приехав в этот роскошный дворец, маленькая королева была так ослеплена, что ее робость по отношению к королю лишь усилилась, чем сразу же воспользовалась м-м де При. Она полностью подчинила себе молодую женщину, намереваясь использовать ее в целях укрепления собственного могущества в королевстве, — она желала, чтобы ее любовник герцог Бурбонский мог безнаказанно наживаться. Ничего не подозревая ни о своей роли, ни о смысле слов, которые ей велели произносить, молодая женщина подчинялась своим «покровителям». Бедняжка сильно удивилась бы, узнав, что стала сообщницей двух мошенников: герцог и его любовница, сколачивая состояние, чуть не довели до голодной смерти жителей Парижа. Лето в Иль-де-Франс выдалось дождливым, пшеница не уродилась. Вместо того чтобы призвать на помощь менее пострадавшие провинции, Бурбон и м-м де При мешали снабжению Парижа продовольствием, чтобы сохранить недостаток продуктов. Это принесло им девять миллионов ливров…