Е. Петров - Космонавты

И летным мастерством и превосходным здоровьем подкупал этот жизнерадостный парень. Он располагал к себе и своей откровенностью, простотой.

Алексей Архипович недавно стал коммунистом, но продолжал, как и раньше, вести активную комсомольскую работу — входил в состав комсомольского бюро части. Любил спорт, имел разряды по копью и велосипеду. Увлекался живописью. Его по праву считали художником-любителем чуть ли не окружного масштаба. Не берусь предсказывать, как отозвались бы о его работах строгие ценители искусства, но его однополчане-летчики искренне восторгались произведениями своего друга. На его полотнах то грохотало штормящее, вспаханное боевыми кораблями море, то звенели уходящие в стратосферу истребители, то успокаивали и манили к себе пейзажи дорогой русской природы.

Как и всем кандидатам, в начале разговора Алексею Архиповичу был задан вопрос: хочет ли он участвовать в отборе, который проводится с целью комплектования первой группы будущих космонавтов? Лейтенант, не раздумывая, сказал:

— Это по мне! По моему характеру!

Когда же мы объявили ему о положительном решении, которое относится только к предварительному этапу отбора, радости Алексея, казалось, не было предела. Вечером, накануне нашего отъезда из части, он зашел ко мне и после неловкой паузы заговорил так, словно в чем-то провинился.

— Вы знаете, я холостяк, но люблю девушку и хотел бы на ней жениться… Не помешает ли это будущему делу?

— Ничуть не помешает, — успокоил я летчика и, рассмеявшись, добавил: — Настоящая любовь — не помеха такому серьезному делу. Она только поможет вам и на земле и в космосе.

Леша ушел довольный, а я долго не мог уснуть. Вспоминал лица, характеры летчиков, с которыми познакомился в части. Все это замечательные люди. Они проявили искреннее стремление к начинавшемуся большому и трудному делу.

«Я не раз думал об этом»

Многие авиационные врачи, возвратясь из гарнизонов, в которых побывали, отбирая кандидатов в космонавты, с восторгом рассказывали нам о своих встречах. Я внимательно прислушивался к рассказам и вновь переживал свои поездки. Зная, что мне скоро предстоит начать серьезную работу с отобранными летчиками, я замечал, что во мне разрастается какое-то особенное нетерпение. Мне хотелось побыстрее познакомиться с теми, кому предстоит вначале составить первую группу слушателей, а затем и космонавтов СССР.

Мой давний товарищ авиационный врач Николай Николаевич хвалил смуглого капитана. Капитан в прошлом был летчиком-истребителем, а теперь, окончив инженерную академию, стал инженером-летчиком и занимался испытательской летной работой. Когда Владимир Михайлович (так звали капитана) заявил о своем намерении начать освоение новой профессии, ему сказали:

— Не торопитесь. Подумайте хорошенько. Ведь у вас замечательная работа. На ней-то лучше всего можно сочетать летный опыт и инженерные знания. Чего лучше?

— Мне все ясно. В течение последних лет я не раз думал об этом…

Чувствовалось, что это решение действительно было не поспешным. Капитан был из тех людей, которые знают, куда и зачем идут. Привлекало, в нем и еще одно качество: он, по рассказам товарищей, умел смотреть на самого себя «со стороны». Способность к самоанализу, к самокритичной и справедливой оценке своих действий — завидная черта.

Надо сказать, что при первичном отборе, который проводился в авиационных частях, не все было так ясно и гладко, как в двух описанных случаях. Среди тех, кто стремился попасть в число кандидатов, встречались и так называемые «орешки»… Членам комиссии предварительного отбора при этом не раз приходилось совещаться, прикидывать все «за» и «против».

В одном авиационном полку комиссия познакомилась с летчиком старшим лейтенантом Валерием Федоровичем. Первое впечатление он произвел, прямо скажем, не очень важное. Однако вскоре выяснилось, что молодой офицер обладал незаурядными летными способностями. Рассказывали, что в полку не было летчика, который в тренировочном воздушном бою мог бы зайти в хвост самолета этого энергичного, расторопного авиатора. Сам же Валерий атаковал без промаха. В сложных ситуациях мигом находил правильные решения. Это ли не достоинства будущего космонавта?

Когда выяснилось, что у Валерия отличное здоровье, пришли к единому мнению: рекомендовать его для последующих этапов отбора. Если станет космонавтом, некоторые индивидуальные особенности, можно полагать, как налет, быстро сотрутся. Так оно потом и оказалось.

Более полная и глубокая оценка всем талантам отобранных в частях кандидатов была дана некоторое время спустя в Москве, куда кандидаты были вызваны на тщательное госпитальное клинико-физиологическое обследование. После полуторамесячного пребывания летчиков в авиационном госпитале и начала работать главная отборочная комиссия. Для «грозной» комиссии все было важно. Малейший недостаток или, как выразился однажды Юрий Гагарин, «царапина в организме», — и человек терял возможность быть отобранным в число будущих космонавтов.

На сей раз в авиационном госпитале больничные пижамы надели здоровяки. Кое-кого из них смущала необычная обстановка. Они говорили: «Только попади в руки к медикам… того и смотри, действительно станешь больным». Некоторые летчики шли на госпитальное обследование с выраженным волнением и даже страхом. По всему было видно, что из головы у них не выходила тревожная мысль: «А вдруг найдут изъян? Что тогда? Все пропало!..». Однако все понимали: без тщательного медицинского обследования не обойтись. И потому большинство держалось стойко, переходя из кабинета в кабинет, от одного специалиста к другому.

Да, последняя проверка была особенно строгой. Помнится, обследовали одного стройного, мускулистого капитана. Все у него безупречно. И только на бедре обширный рубец — след перенесенного в прошлом ранения. И капитану пришлось возвратиться в часть.

Госпитальное обследование завершалось специальными испытаниями на различных стендах и установках, которые имитировали действие высоты, перегрузок, вибраций и других факторов полета. Эти испытания были серьезнее и труднее тех, что проходили летчики у себя в авиационных частях. Один летчик при испытании на центрифуге потерял сознание, у другого появилась тошнота. Третий, почувствовав себя плохо, попросил прекратить испытание. В таких случаях вопрос о продолжении исследований, как правило, отпадал.

«Счастливчики», оставшиеся «в строю» после госпитального обследования, подбадривали друг друга.

— Держись, Андрей. У тебя все идет хорошо. Может быть, все-таки пройдешь. Учти, что из всей нашей воздушной армии мы с тобой только двое и остались.