Виктор Гофман - Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания
Откликов этих было немало, о них писали исследователи, обращаясь к письмам современников и к газетным публикациям, посвященным трагическому событию. Но заслуживает внимания и то, что самоубийство Гофмана стало фактом русской поэзии. В 1921 году во Владивостоке вышел сборник «Стихи» молодого тогда Арсения Несмелова, ставшего позднее одним из известнейших поэтов русской эмиграции. В сборнике этом, куда вошли, в основном, ранние опыты, стихи начала 1910-х годов, есть цикл из четырех стихотворений, названный «Смерть Гофмана» с жанровым обозначением – «конспект поэмы». Цикл, несомненно, создан под непосредственным впечатлением от известия о выстреле в парижской гостинице: автор, судя по первому стихотворению, читал очерк Я. А. Тугендхольда «Последние дни Виктора Гофмана» в газете «Речь» в августе 1911 года и был потрясен подробностями описываемых там событий:
Подошел к перилам: – Полисмена!Отвезите в сумасшедший дом.Снизу кто-то, голосом гамена.Прыснул смехом о мешке со льдом.Отскочил. Швырнул свинцом из дула.И упал за несколько шагов.И дымком зарозовевшим сдулоЧеловека, названного «Гофман».
Так и развивался этот «конспект поэмы»: от описания (несколько искаженного в поэтическом изложении) самого трагического события в первом стихотворении, к скорбному обращению к погибшему поэту, не сумевшему, как пишет Несмелов, «осилить», «переломить» безумье, – и, наконец, к строкам о собственном пути, который младший собрат сравнивает с оборванным путем Гофмана, размышляя и о близости, и о несходстве этих путей. Конечно, обращение Несмелова к имени Гофмана, мгновенная поэтическая реакция на известие о гибели поэта были не случайными – здесь опять надо вспомнить о том, какое воздействие оказали стихи Гофмана на современную ему поэзию. Глеб Струве определял стиль ранней поэзии Несмелова как смесь Маяковского с Северяниным, но точнее было бы говорить здесь не о Северянине, а именно о Гофмане, музыка стихов которого послужила образцом, как мы уже говорили, для поэзии Северянина. Следы влияния Гофмана очевидны в ранней поэзии Несмелова; в таких стихотворениях, как «Образ». «Роман на Арбате». «Подруги», «Давнее», «Маленькое чудо» живет гофмановская тема наивного ожидания любви, заветной встречи; здесь порою прямо слышна (например, в «Подругах») интонация гофмановского стиха.
В. Ходасевич в статье, написанной по поводу 25-летия со дня смерти поэта, объяснял причины его гибели уже в категориях истории литературы, увидев их в «надрыве русского декадентства», губящего людей своими «ядами» [15]. Стоит вспомнить, что всего за год до написания этой статьи, в 1935 г., В. Ходасевич точно так же писал о неожиданной смерти в Париже русского поэта Бориса Поплавского, объясняя «ужасную внутреннюю неслучайность этого несчастья» отравленностью атмосферой эмигрантского Монпарнаса. тем «воздухом распада и катастрофы, которым дышит, отчасти, даже и упивается, молодая наша словесность» [16]. Видимо, между двумя этими смертями, отделенными одна от другой и годами, и историческими потрясениями, пережитыми Россией, один из лидеров русского литературного Парижа увидел некую родственную, а быть может, и преемственную связь.
Трагическая гибель Гофмана положила конец всем спорам, связанным с оценками его творчества. В своих воспоминаниях об ушедшем поэте В. Брюсов призвал забыть все несовершенное в стихах Гофмана и любоваться «на все прекрасное, что щедро разбросано в них расточительной рукой юноши-художника», писал о том, что «поэзия Виктора Гофмана ведет нас в свой мир, пленительный и нежный, мир вечной красоты нетленной природы, неизменного, необходимого счастья любви, вешнего восторга страсти и тихого раздумья, удела всех избранных. <…> И в ряде русских поэтов, над которыми лучами сияет лик Пушкина, должно навсегда остаться имя Виктора Гофмана» (см. Приложения).
Сегодня же, когда под нашим литературным небосклоном опять стали ощутимы токи «распада и катастрофы», все разъедающей иронии и самодовольного цинизма, стоит вспомнить забытого, увы, поэта, вернуть в наше сознание наивный, трогательный и чистый образ юноши-художника, «страстно любившего Мечту и Красоту».
Виктор Гофман
Поэзия
КНИГА ВСТУПЛЕНИЙ
I. ПРИРОДА
I. МАРИНЫ
1. Mоре
И ветер, веющий стремительно и буйно,И развевающий, и рвущий волоса.И моря вольный блеск, ходящий многоструйно –О, беспредельная, о, мощная краса!
То всё в ней яркий блеск, зыбящийся и мирный –Обломки светлых льдин и горных хрусталей,То бархат шелестный, спокойный и сапфирный,То рябь червонная пылающих углей.
То словно старцев рой с лучистой сединою,Услышавших вдали прибоев голоса,Плывёт встревоженно под зыбкою волною,И ветер дерзко рвёт седые волоса.
То над сапфирностью безбрежной и бездонной –Вдруг словно рёв и спины прыгающих львов.О, как красива мощь их схватки разъярённойИ белопенность грив и всклоченных голов!
И ветер буйно рад игре своих порывов,И сердце пьяно, пьяно дикою мечтой.И море всё горит сверканьем переливовИ величавою, и вольной красотой!
Алупка, Сентябрь 1904.2. Волны и скалы
Сегодня всё море как будто изрытоГремящими встречами пен.Сегодня всё море грозит и сердитоНа свой истомляющий плен.
Пушистые клоки, косматые пряди,Хребты извиваемых спин…Как страшно сегодня прозрачной наядеВ прозрачности тёмных глубин…
Давно уж носился смущающий шёпотО дерзостных замыслах скал, –И двинулось море, и пенистый ропотЗелёную гладь всколыхал.Заслышались гулы тревожных прибытий,Зловеще-поднявшихся спин.И ропот, и шёпот: бегите, бегите,До самых надменных вершин.
На тёмные скалы! на приступ, на приступ!На шумный, на пенистый бой!..Уж влагой захвачен утёсистый выступ,И с рёвом взбегает прибой.
Всё новые пены вслед отплескам белымРазбитой камнями гряды.–И страшно наядам с их розовым теломПред чёрною мощью воды.
Алупка, Сентябрь 1904.3. Я у моря ночного
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
