Рудольф Андреев - Воспоминания о Карибском кризисе

Флора

Только мы палатки временные поставили, пушки поставили, я сразу на пальму полез за кокосами.

Нас медицина наша настропаляла: остерегайтесь! Не жрите ничего! Может быть эпидемия! Жара, холодильников ещё нет, антисанитария, экзотика, желудки не приспособлены. В предыдущей партии уже столько дизентерией заболело!

Нееет, сразу залез на эту пальму. А на верхушке-то тонко, блядь, страшно — высоко! Да ободрался весь. Да никак не открутить эту сраную кокосину. Крутил, дёргал — еле два ореха сбросил. Колотили-колотили их, ножом ковыряли — никак не вскрыть.

Потом Дима ожил, который на корабле умирал, и орешки нашёл какие-то. У него родители были то ли геологи, то ли в этом роде. Брали его с собой в экспедиции. Учили съедобные коренья искать.

Приносит он эти орешки:

— Попробуйте, — говорит. — Не знаю, как вам, а мне очень нравится.

Смотрим: кустарник с белыми ветками. Кору порежешь — смола течёт красная, тягучая, как варенье. Под кустами валяются плоды: желтоватые, продолговатые, и внутри косточка, как у сливы. Нажрались мы этих плодов и запаслись ещё. У меня карман целый был навален.

Прошло часа два с половиной от употребления, и началось: повышение температуры до сорока градусов, тошнота, судороги. Судорога начинается от ног и по всему телу поднимается волнами. И рвёт, и понос — ужас.

И главное, как раз обед. И машины эти пришли с берега. Надо боеприпасы разгружать, к войне готовиться. А мы все приготовились подыхать. Какая, на фиг, война? Какое разгружать? Какой обед?

Один штангист у нас был, перворазрядник. Как он начал плакать:

— Мама! Мама!

Он после Димы первый орешки попробовал. У нас никаких симптомов ещё нету, мы смотрим на него свысока: вот она, оказывается, твоя сущность! Вот они, бицепсы твои! А потом как скрутило всех, так и заревели в голос.

Там пруд был рядом, куда раньше коров приводили на водопой. Всё вытоптано вокруг, перемешано. Мы ползком к этому пруду — воды же нет питьевой, колодец отравлен. И блевали туда, в этот пруд, и пили оттуда же.

Фельдшер засуетился. Даёт нам слабительного, чтобы вычистить желудок. А потом оказалось, что кубинцы как раз эти орешки в качестве слабительного принимают — по одной-две штуки. И вот мы лежим, и нас выворачивает с обеих сторон. Офицеры в панике бегают. Сами разгружают всё. Машинам же во второй рейс идти, на берегу корабль ждёт — ему обратно в Союз надо.

Некоторые до трёх суток были в тяжёлом состоянии. Но оклемались кое-как.

А вообще не голодали мы. Пайком нас обеспечили сразу. Готовили жратву из концентратов. Даже батоны откуда-то появились — мягкие, запаянные в полиэтилен, закаченный углекислым газом. Помню, удивился я.

Потом, когда холодильники заработали, нас кормили по норме островов Северного Ледовитого океана. В армии это была наивысшая категория жратвы. Калорий много, но на Кубе это было очень жирно и горячо. Мы на обед в одних трусах ходили, с полотенцами — пот обтирать.

Ну, и местную растительность давали: кусочек ананаса, дольку апельсина.

Красота

Сначала мы в палатках жили. Потом уже стали строить городок. У нас с собой разборные домики были привезены из Союза. Мы их сколачивали собственными силами. Сделали фундаменты.

Но обустройство-то обустройством, а в первую очередь надо было орудийные дворики подготовить — площадку бетонированную под каждое орудие. Над поверхностью земли этот дворик приподнят около метра. По форме площадка круглая, около десяти метров в диаметре. С одной стороны вход, вправо-влево отходят окопчики для боеприпасов, а дальше зигзаг — от взрывной волны укрываться во время налёта. Мы в этом зигзаге хранили свои вещички и выпивку прятали.

Песок для двориков привозили с пляжей. Мешали с галькой и всякой хернёй и бетонировали. Но я днище не забетонировал, как все. Я красоту наделал.

Думаю: я первый замкомвзвода! Командир первого огневого взвода! Первого орудия! Надо выебнуться. Решил всё выложить камешками. Мозаика получилась на полу, где орудие стоит. У меня парни с художественной жилкой попались. Очень красиво смотрелся дворик.

Эта красота нас всех заебла потом. Камушки-то известняковые. Как дожди пошли, их выбивает всё время. К пушке всё липнет. Надо чистить постоянно. Парни прокляли меня.

Но порядок мы навели постепенно. Там где-то рядом с фермой был брошенный трактор — типа «Беларуси», колёсный, немецкого производства. Мы напахали этим трактором дёрн, уложили дернины вокруг двориков. Палок наставили. Когда период дождей начался, всё быстро проросло. Палки зацвели. Дорожки мы проложили.

Под конец уже казалось, что всю жизнь тут стоим. Кубинцы удивлялись.

Батарея

Распорядок был обычный. Подъём в семь. Сначала темно, как в жопе, но в семь двадцать резко рассветает. Зарядка, поели — и на орудия. Сначала привести их в боеготовность надо, потом то маскировать, то размаскировать, то налёты отрабатывать: справа налёт, слева налёт. Стволы чистить банником.

Пушки были 57-миллиметровые, полуавтоматические. Когда я в артиллерийское училище поступал, помню, нам показали этот зенитный комплекс. Ну, чудо техники, короче: сидит один стреляющий за пультом, нажимает туда-сюда, и пушки сами крутятся вверх-вниз и палят во все стороны. Мол, человека и не надо. А потом оказалось, что очень даже надо человека — и до фига.

Снаряды в кассетах, по четыре штуки. Пятый заряжается в сам ствол. Первый снаряд досылается вручную: кладёшь на лоток и взводишь затвор — левой рукой, кстати. Шесть секунд норматив у заряжающего. Наш Мокану, молдаванин, за пять взводил.

Первый снаряд заскочил, а дальше уже автоматически — только на лоток ставь эти кассеты по четыре снаряда и нажимай на педаль: ды ды ды ды. Будет молотить, пока снаряды некому будет кидать, или пока ствол не расплавится. Ствол можно выкинуть и запасной поставить за сколько-то минут. За сколько? Никогда этим не занимались. Надо же воевать, примерять на практике.

Батарея шестиорудийная. Пушки по кругу установлены, через определённое количество метров. Весь круг, наверное, метров двести пятьдесят. В центре стоит ПУАЗО [прибор управления зенитным огнём] — у него дальномер оптический с 32-кратным увеличением. Если днём воюешь, дальномерщик при помощи оптики находит самолёт, и расстояние высчитывается. В прибор закладываются данные: скорость самолёта, упреждение. И решается задача встречи снаряда с целью.

И локаторы стоят. Один в стороне: ещё километров за четыреста обнаруживает цель и передаёт данные на СОН [станция орудийной наводки]. А там уже локатор, который непосредственно пушку обслуживает. Пока всё работает, пушка так сама и идёт за самолётом. Сиди только на педаль нажимай.