Ольга Ерёмина - Иван Ефремов

В 1910 году в помещении конторы Ефремова и Сегаля состоялось первое собрание господ членов Вырицкого школьного общества. Надо построить здание для школы. Но зачем откладывать начало занятий? Владельцы конторы предложили, как написал потом корреспондент газеты Царскосельского уезда, «настоящее, вполне приспособленное, помещение для школы бесплатно на один год, с отоплением, предоставляемым А. X. Ефремовым».

Утром 19 сентября у «дома под глобусом» собралось не только всё постоянное население Вырицы, но и дачники. Впереди стояли дети — 41 человек. Отслужили молебен, и Вырицкая торговая школа открылась.

Через год на участке, который купил Витгенштейн для школы, началось строительство. Как председатель общества, Антип Харитонович хлопотал об освобождении участка под школу от крепостных пошлин и гербового сбора. Пришлось даже испрашивать соизволение Его Императорского Величества. Здание школы предполагалось строить из бетонных блоков — чтобы 100 лет простояло. [7]Пять учебных классов, рекреационный и физический залы, библиотека, кабинеты и Приют, где будут жить малоимущие ученики. По смете требовалось 30 тысяч рублей. У школьного общества к началу строительного сезона имелось около пяти тысяч. Средств явно не хватало. Антип Харитонович хлопотал, не жалея своих средств. Он словно наяву видел, как будут учиться в этой школе его подрастающие дети, и все силы вкладывал в строительство. Правда, второй этаж пришлось всё же сделать деревянным.

Деревянная церковь в честь Казанской иконы Божией Матери вознесла свои главы среди сосен — вновь Антип Харитонович жертвует. На этот раз он молится о здоровье младшего сына, Василия. Тот растёт болезненным мальчиком, и мать заботится о нём больше, чем о других детях. Надя всегда возле матери, а вот Иван…

Ваня открывает мир книг

В раннем детстве Ваня любил играть тяжёлыми предметами. Его привлекали ступки, гирьки от часов. Ваня обнаружил, что гирьки только снаружи медные, а внутри они свинцовые. Наполнение не соответствовало внешнему виду.

В четыре года Ваня открыл для себя особый, никому из домашних не доступный мир. В кабинете отца, где тот бывал так редко, вдоль стен стояли громоздкие шкафы со стеклянными дверцами. В них — книги в сафьяновых и коленкоровых переплётах. К отцу приходили компаньоны или заказчики, часто люди образованные, в заграничных университетах учились. Чтобы поддерживать своё реноме, отец оптом купил в Петербурге целую библиотеку, шкафы — и с тех пор к книгам не притрагивался. Ни привычки у него не было, ни надобности.

Ваня тихо входил в кабинет, едва оглядываясь на стол из тяжёлого морёного дуба, украшенный замысловатым письменным прибором, и распахивал тяжёлые дверцы шкафов. Читал названия книг, разглядывал картинки. Однажды ему, уже шестилетнему, попался роман «Восемьдесят тысяч вёрст под водой». Ваня забрался в высокое кресло, придвинутое поближе к печке, и читал не отрываясь. Второй и третий раз он перечитывал эту книгу медленно, открывая для себя всё новые и новые подробности. Особенно нравился ему слуга профессора Аронакса — неутомимый Консель, [8]который всё время пытался определить, к какому виду относится тот или иной представитель морской флоры или фауны.

Вот бы раздобыть другие книги Жюля Верна! Случай помог — и Ваня, как откровение, читает «Путешествие к центру Земли».

Гулко шумят под влажным западным ветром вековые сосны и ели, вплотную подступающие к дому. В печке трещат сосновые поленья. Иной раз уголёк выскочит на жестяной поддон — светится алым цветком, прожигает серый сумрак ненастного дня. Так же прожигают сердце Вани строки Жюля Верна.

Как чудесно — быть истинным учёным, как профессор Отто Лиденброк!

«Как бы то ни было, но мой дядюшка — я особенно подчёркиваю это — был истинным учёным. Хотя ему и приходилось, производя опыты, разбивать свои образцы, всё же дарование геолога в нём сочеталось с зоркостью взгляда минералога. Вооружённый молоточком, стальной иглой, магнитной стрелкой, паяльной трубкой и пузырьком с азотной кислотой, человек этот был на высоте своей профессии. По внешнему виду, излому, твёрдости, плавкости, звуку, запаху или вкусу он определял безошибочно любой минерал и указывал его место в классификации среди шестисот их видов, известных в науке наших дней».

Вот бы научиться этому искусству!

Профессор был не только геологом и минералогом, он знал, кроме обязательной латыни, ещё множество иностранных языков и свободно общался в путешествии с жителями разных стран.

Дорого бы дал Ваня, чтобы вдруг оказаться вместе с профессором Лиденброком и его племянником Акселем на корабле, высадиться в Исландии и спуститься в жерло вулкана. Как заманчиво было бы увидеть своими глазами сокровенные глубины Земли! Вместе с Акселем так увлекательно мечтать о том, чего никогда не видел ни один живой человек: «Между тем моё воображение уносит меня в мир чудесных гипотез палеонтологии. Мне снятся сны наяву. Мне кажется, что я вижу на поверхности вод огромных херсид, этих допотопных черепах, похожих на плавучие островки. На угрюмых берегах бродят громадные млекопитающие первобытных времён: лептотерий, найденный в пещерах Бразилии, и мерикотерий, выходец из ледяных областей Сибири. Вдали за скалами прячется толстокожий лофиодон, гигантский тапир, собирающийся оспаривать добычу у аноплотерия — животного, имеющего нечто общее с носорогом, лошадью, бегемотом и верблюдом, как будто Создатель второпях смешал несколько пород животных в одной. Тут гигантский мастодонт размахивает хоботом и крошит прибрежные скалы клыками; там мегатерий взрывает землю огромными лапами и своим рёвом пробуждает звучное эхо в гранитных утёсах. Вверху, по крутым скалам, карабкается предок обезьяны — протопитек. Ещё выше парит в воздухе, словно большая летучая мышь, рукокрылый птеродактиль. Наконец, в высших слоях атмосферы огромные птицы, более сильные, чем казуар, более крупные, чем страус, раскидывают свои широкие крылья и ударяются головой о гранитный свод».

Стукнет кольцо калитки, звякнет цепь на дворе — Ваня догадывается: отец идёт. Если приходят чужие, то медведь начинает глухо рычать, как сторожевая собака. Негоже мишке на цепи сидеть, считает Ваня, он в лесу жить должен.

Когда в прихожей слышались шаги отца, мальчик осторожно прикрывал дверцы книжного шкафа и убегал в детскую. Кабинет отца из таинственного, полного опасностей и неожиданностей жерла вулкана превращался в место, где заботы всех входящих тут же подчинялись лесоторговле, где дрова, сложенные в печь, являли себя миру не теплом и светящимися угольками, а колонками цифр и рублями.