Эрве Шаландар - Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса

И когда я проснусь, все станет намного понятнее.

Глава 4. Мое тело — тюрьма

Чернота. Снова. Всегда. Это полная темень, к которой я привыкаю, потому что привыкают ко всему. Это абсолютная чернота, которой мои мысли придают формы, навязывают оттенки и вносят в нее нюансы.

Шли дни. Я проснулась, но темнота не оставила меня. Знают ли они — врачи, Рэй, Кати, — что я вернулась? Вокруг тишина. Я постоянно слышу это быстрое дыхание и шум приборов, я регулярно слышу голоса, но ко мне они никогда не обращаются. У меня такое ощущение, что меня игнорируют. Я присутствую, но не в полной мере. Или, вернее, я здесь, но как привидение, потому что другие этого не знают.

А вот и Рэй! Я его узнала. Он с кем-то говорил только что, обменялся фразами с женщиной. Но сейчас он рядом со мной, я это знаю. Я его чувствую. Мой муж, разумеется, здесь, он всегда будет рядом, особенно в трудные моменты. Я дрожу, меня трясет от этого. Я говорю с ним, но слышу только гвалт моих мыслей. Рэй ничего не отвечает. Рэй, любовь моя, ты слышишь меня? Ты видишь, что я дрожу? Ты чувствуешь, насколько сейчас важно наше присутствие друг для друга?

Но в мою ночь проникают лишь сдавленные рыдания.

Рэй ушел, и я совершенно потерялась. Я понимаю: то, что я чувствую, не соответствует тому, что видят окружающие. Мне кажется, что я нормальная, но это не так. Мне кажется, что я кричу, но этот крик исключительно внутренний. Мне кажется, что я шевелюсь, но я абсолютно неподвижна. Как сообщить, что со мной все в порядке? Как сказать им, чтобы они не волновались?

Где выход? Я изучаю неподвижную черноту, в которой я передвигаюсь, словно заблудшая душа, словно нематериальное существо.

Я сравниваю себя с деревом: оно не двигается, оно инертно, оно не говорит и даже не кричит, когда его рубят. И все-таки оно живет. Если бы сейчас решили разрезать меня на куски, я бы тоже не смогла протестовать.

Но если говорить о деревьях, то я хотела бы быть стволом, который плывет по реке. Потому что мне очень жарко. Я чувствую себя обезвоженной, высохшей. Я мечтаю о воде. Я мечтаю о шепоте фонтана, о струйке, текущей из крана. В это мгновение вода для меня — самое большое богатство. Ванна — воплощение абсолютного счастья. Я думаю о чудотворном источнике на горе Сент-Одиль около Страсбурга, о паломничестве к святой Одилии, покровительнице Эльзаса. Там, наверху, так прохладно, так спокойно, и там так хорошо себя чувствуешь…

В собственном теле я будто в гробу. Замурованная в себе самой. Я стучусь изнутри в мою кожу, но никто не слышит.

Мне кажется, что я дерево, покрытое толстой корой, так как слишком хорошо понимаю: я в заключении. В собственном теле я будто в гробу. Замурованная в себе самой. Я стучусь изнутри в мою кожу, но никто не слышит.

Я просто обязана подать им знак. Но я не могу ни крикнуть, ни пошевелиться. Я могу только слушать и думать. И я думаю. Я снова думаю о стволе дерева, который скользит по воде. Этот ствол преображается: впереди появляются глаза и как будто пара ноздрей. Он сужается сзади, чтобы получился хвост. Дерево превратилось в крокодила, который внезапно раскрывает пасть, и это движение сопровождается громким всплеском воды! Он хотя бы может себя защитить, если ему попытаются сделать больно. Ах, если бы я была крокодилом! Мне точно снится сон.

Вдруг я просыпаюсь.

Меня ослепляет свет.

Я вижу лишь огромное солнце. Но это же отличная новость. Солнце все еще существует! Чернота — не единственный мой горизонт. Этот свет не имеет цены. Это надежда, надежда на то, что тот туннель, в котором я оказалась, не бесконечен. Из него существует выход, раз есть свет. Есть жизнь, потому что светло.

Но занавес моих век резко опускается.

Я снова падаю в черноту.

Мужчина спросил:

— И что с этим зрачком?

Другой вздохнул, и я не услышала его ответ. Это потому, что я была занята одним: солнце, внезапно возникнувшее из ниоткуда, вдруг погасло. Оно село так же быстро, как и взошло. Моя звезда сияла всего лишь несколько секунд. Это наверняка был офтальмолог. Он поднял одно веко и направил в зрачок свет своей лампы, а потом опустил веко.

Возможно ли, чтобы он ничего не увидел? Что он не рассмотрел мою встревоженную душу? Мою душу, которая кричит, плачет и зовет на помощь?

Он не мог не заметить проблеска жизни в глубине моего глаза. Он не мог решить, что я всего лишь мертвое дерево, которое не заслуживает даже того, чтобы его бросили в реку.

Глава 5. Преддверие смерти

— Анжель, ты даже в коме красавица!

Кома? Это слово произнесла Бернадетта, моя соседка и подруга на протяжении тридцати лет. Именно она помогла нам с Рэем открыть для себя радости и трудности походов высоко в горы.

Она вошла в больничную палату. Я почувствовала, как меня окутывает ее нежность. И она прошептала мне эту фразу.

Если бы я не находилась в такой экстремальной ситуации, то была бы, несомненно, тронута комплиментом. Но я едва его услышала. Зато услышала слово, которое с того момента занимает мой ум, заставляет его работать, истощает все его способности размышлять. Это короткое слово с налетом экзотики: кома.

Вот оно что! Для них я все еще в коме! Они считают, что проклятая кома, которая должна была продлиться один или два дня, все еще не закончилась. Для них она, возможно, вообще никогда не закончится. Значит, это не плохой сон. Я полностью проснулась, а они думают, что я пребываю без сознания. И сколько же времени я нахожусь в таком состоянии?

Я кричу им всеми силами моей души:

— Но я здесь! Я не в коме, потому что слышу вас! Поймите же, черт возьми, у меня ничего нет! Придите и посмотрите! Придите за мной… Чего вы ждете, чтобы прийти за мной?

Они сумасшедшие! Эта история абсурдна.

Как они не видят, что я в сознании? Что я их слышу? Как дать им знак? Совсем недавно я была женой, матерью, бабушкой. И вот теперь для них я всего лишь надгробный памятник в виде лежащей фигуры.

Кома — это другое! Во всяком случае, она не такая, какой я себе ее представляла. Не такое состояние скрывается за прилагательным «коматозный». Я совсем не чувствую себя коматозницей. Напротив, я стала слишком чувствительной.

Я по-прежнему в темноте, но все остальные чувства меня не оставили.

К примеру, я чувствую давление на тело, когда меня переворачивают. Иногда ощущаю, как что-то металлическое впивается в мои подошвы и оставляет там странные следы. На самом деле кровать вибрирует, чтобы не образовывались пролежни. И тогда мое тело скользит, а ступни упираются в прутья кровати.

Что касается слуха, то он не только функционирует, но стал даже тоньше: я слышу намного лучше, чем обычно. Я слышу не просто прекрасно, слух теперь анализирует малейший шум. Как у незрячих людей, только, в отличие от них, я не могу прикоснуться. Я жадно ловлю звуки. Меня все интересует и интригует: звуки кровати, звуки приборов. Потому что я поняла: постоянное присутствие постороннего дыхания рядом со мной — это не дыхание живого существа, как я думала раньше. Это аппарат искусственной вентиляции легких. Один из тех приборов, которые помогают пациентам, находящимся в коме.