Вениамин Цукерман - Люди и взрывы

Летом 1922 года, когда мне исполнилось 9 лет, а младшему брату было только четыре года, умер отец, и мать осталась одна с двумя мальчиками. Жили трудно. К этому же времени относится моя первая самостоятельная электротехническая работа. В квартире электричества не было. Почти полгода я копил деньги на приобретение провода, роликов, выключателей и патронов. Как включить выключатель — параллельно или последовательно — первая электротехническая задача, которую предстояло решить. Она возникла сразу, как только я приступил к работе. Думал более суток и наконец понял: выключатель включается последовательно с лампой. Восторгам мамы и брата не было границ, когда в квартире наконец загорелась лампочка.

Придумывать стал рано — около 6—7 лет. Из костяшек домино складывал беседки, строил домики. Ощущение «сделай по-иному, чем другие» возникло и развилось уже в этом возрасте. В год смерти отца мне подарили конструктор. Значение этой игрушки в моей жизни огромно. Со своим конструктором я не расставался лет пять. Строил модели из прилагаемой к нему книжки, потом стал сам придумывать различные механизмы. Это собственное конструкторское творчество едва не стоило глаза младшему брату. С помощью конструктора построил действующую модель центробежной пушки. Ее было очень трудно наводить на цель. Во время «опытной» стрельбы центробежный снаряд попал брату в глаз, и лишь по счастливой случайности он остался зрячим.

Еще одно увлечение детства — авиация. Неподалеку от дома находился овраг, за которым построили небольшой аэродром. Мальчишки со всей улицы сбегались, чтобы посмотреть самолеты. Они тогда представляли собой странные сооружения из фанеры и материи. Как правило, это были бипланы. Летали они медленно и недалеко. Но какая радость охватывала всех, когда после короткого разбега самолет взмывал в воздух. Мальчишки проводили там целые дни с утра до поздней ночи. По поручению учителя физики я сделал доклад в классе о принципах, на которых основан полет аппаратов тяжелее воздуха. Во время рассказа запускал действующую модель. Встретив маму, учитель физики сказал ей: «У вашего мальчика вполне отчетливые способности к точным естественным наукам. Надо развивать его знания физики и математики».

С 1925 года я активно занялся радиотехникой. Свой первый детекторный приемник построил в 1926 году. В том же году стал членом ОДР (общество друзей радио). За долгую жизнь и работу в различных областях физики и техники было много случаев, когда удавалась та или иная задуманная машина, то или иное изобретение. Но когда впервые, касаясь иглой детектора различных точек кристалла, я услыхал заветные слова: «Говорит Москва, вы на волне радиостанции имени Коминтерна»,— это было ни с чем не сравнимое чувство.

«Витебск, я покидаю тебя!» — эти слова я мог бы повторить вслед за М. Шагалом, когда в 1928 году, закончив школу-семилетку, выехал в Москву, чтобы продолжать учебу.

ДРУЗЬЯ ТРИДЦАТЫХ ГОДОВ. ПЕРВЫЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ

С Лёвой Альтшулером я познакомился в конце двадцатых годов. В то время не было средних школ. После окончания семилетки юноши и девушки могли продолжать образование еще два года на так называемых спецкурсах.

В Москве я поступил на чертежно-конструкторские спецкурсы со строительным уклоном. Проучившись два года и пройдя строительную практику, учащиеся таких курсов получали помимо аттестата о среднем образовании дипломы младшего десятника по строительным работам и чертежника-конструктора.

Я обратил внимание на Леву с первых дней занятий в сентябре 1928 года. На перемене кто-то из учеников «горячо» поспорил о чем-то с ним. Спустя несколько секунд чернильница-невыливайка полетела через класс, ударилась о противоположную стену, разбилась, оставив на стене большое чернильное пятно. Понравилась быстрота реакции. Такой всегда может постоять за себя. С этой чернильницы началась наша дружба.

Отдельные эпизоды тех лет запомнились очень ясно. В 1929 году мы работали на строительстве «Дома на набережной». Под этим названием Юрий Трифонов написал одно из своих лучших произведений. В начале тридцатых годов не было никакой строительной техники, и практикантов использовали главным образом для переноса кирпичей с помощью нехитрых приспособлений, называемых «козами». Впрочем, во время преддипломной практики, которую мы проходили на строительстве шестиэтажного кирпичного дома у Семеновской заставы, появились так называемые краны с укосинами. Это было довольно примитивное устройство, позволяющее транспортировать по вертикали и в пределах десятка метров по горизонтали кирпичи, цемент, известковый раствор и другие стройматериалы. Машинист этого крана как-то предложил мне подняться на верхнюю балку и смазать верхний подшипник.

— Когда будешь на верхней балке — вниз не смотри, голова закружится, как бы беды не вышло,— предупредил машинист.

Я не удержался и на середине верхней балки посмотрел вниз. Голова действительно закружилась, но удалось справиться с поручением. Почти всю практику я проработал мотористом на кране.

Вскоре после получения дипломов о среднем образовании и о строительной специальности в моей жизни произошли значительные перемены. Они были связаны с радиолюбительством. Денег было мало, и я часто заходил в Ленинскую библиотеку, чтобы почитать журнал «Радиофронт» или какую-либо другую литературу по радиотехнике. Однажды во время таких занятий ко мне подошел сероглазый светловолосый человек лет тридцати и, показав рукой на разложенные книги, сказал:

— Я давно наблюдаю за вами, вы работаете в области радиотехники?

— Нет, я просто радиолюбитель.

— Мне нужен лаборант для работы в рентгеновской лаборатории. Судя по тому, что вы читаете, мне кажется, вы могли бы занять эту должность.

Так состоялось знакомство с Евгением Федоровичем Бахметевым. Молодой энергичный профессор, выпускник Военно-воздушной академии имени Жуковского, ученик профессора Гевелинга, руководил рентгеновской лабораторией ОИАМ (отдел испытаний авиационных материалов) ЦАГИ и одновременно занимался организацией учебной рентгеновской лаборатории в первом в столице вечернем машиностроительном институте.

Биография Евгения Федоровича могла бы стать темой отдельного рассказа. Подобно многим ученым, после убийства Кирова в декабре 1934 года он был арестован и выслан из Москвы. На протяжении нескольких лет ему было запрещено проживание в крупных городах Советского Союза. Поселившись в Костроме, он начал работать на одной из кафедр текстильного института. По договоренности с директором этого института мы изготовили для работ Евгения Федоровича специальный рентгеноструктурный аппарат, приспособленный для исследования тонких волокнистых структур. Но Великая Отечественная война коренным образом изменила все планы. Бахметев был выслан в Казахстан. Наша семья эвакуировалась в Казань. Связь с ним оборвалась. После возвращения в Москву мы тщетно пытались восстановить контакты. Удалось лишь узнать, что в Казахстане Евгений Федорович очень бедствовал и умер в 1944 году от инфаркта, осложненного дистрофией.