Геннадий Горелик - Матвей Петрович Бронштейн

Возраст мальчиков и семейный уклад оберегали их от событий, происходящих за стенами дома, и мешали им разглядеть исторический масштаб этих событий. Пищу для ума и души они находили в книгах. Интересней всего им была История людей — История с большой буквы — и все то, что люди — с увлекательными приключениями — старались понять и изменить в окружающем мире. Узнавать, как устроена Природа — тоже с большой буквы — было несравненно интереснее, чем безо всякого умственного напряжения любоваться небом и цветами. Природа состояла из звезд, планет, кристаллов, атомов, электричества... Только позже, после того как Митя в какой-то мере утолил жажду знаний, он стал замечать в природе и другое. Проснулось чувство, не разбуженное в детстве, заслоненное гораздо более сильными страстями. И он начал учиться отличать сосну от ели и овес от пшеницы. Начал учиться грести, ездить на велосипеде... Это оказалось тоже очень интересным.

А тогда, в самом начале 20-х годов, души мальчиков были целиком заполнены желаниями узнать, понять. Для другого просто не оставалось места.

Что же читали они тогда? Вначале — все, что попадалось: от истории Египта до теории множеств. Будущая энциклопедическая образованность Матвея Петровича свое начало брала с этого вольного плавания в море книжных знаний. Такие путешествия без карты и компаса кого-то могли бы сделать всезнайкой, слышавшим понемногу обо всем. Но Мите, с его интеллектом, великолепной, пожалуй, даже феноменальной памятью и силой духа, такие кругосветные плавания шли на пользу. Он узнавал многое об очень многом.

Разнообразие интересов со временем не уменьшалось, но быстро умневшие от книг и вызванных ими бесед мальчики постепенно учились находить каждый свою дорогу. Эти дороги начинали расходиться. На Митиной все чаще появлялись книги по физике и астрономии.

Книги попадались очень разные. Те, которые были изданы до революции, казались изданными несколько веков назад: роскошные переплеты с золотым тиснением, плотная бумага, гравюры. На одной из таких гравюр был изображен молодой человек в элегантном камзоле, с локонами до плеч. Сидя на изящной скамейке в яблоневом саду, подперев голову, он смотрел задумчиво вдаль. Вдали висела Луна, а вблизи висело яблоко. Человек этот был, разумеется, Исаак Ньютон. Он смотрел на Луну, на срывающееся с ветки яблоко и размышлял над тем, почему яблоко падает на Землю, а Луна — нет. Автор книги легким французским слогом рассказывал, как в результате размышлений, изображенных на гравюре, Ньютон открыл знаменитый закон всемирного тяготения. Как он понял, что и Луна упала бы на Землю, не будь у нее огромной скорости. Упала бы, по собственноручным расчетам автора, через 4 дня 19 часов 54 минуты 57 секунд. «Мы предоставляем читателю судить о том, как отразилось бы на Земле и на ее обитателях падение такого громадного шара с такой ужасной высоты»,— закончил главу автор.

О том же всемирном тяготении Митя читал и в книгах совсем других, напечатанных порой на газетной, быстро желтеющей бумаге, совсем без картинок и в жиденьких переплетах. Но в этих книжках, изданных в Петрограде, Одессе, Берлине (советские книги печатались тогда и в Берлине), о всемирном тяготении, или о гравитации, говорилось уже совсем по-другому. Говорилось о двумерцах, путешествующих по поверхности шара, о кривизне пространства и времени, о том, что в силу теории Эйнштейна возможна ситуация, когда человек, глядящий прямо перед собой в пустоту, видит собственные уши. Революционные физические теории, радикально преобразующие представления о пространстве, тяготении, атомах, свете, легко сопоставлялись с революционными социальными изменениями. В некоторых книжках даже чересчур легко.

Но где же брали книги эти ненасытные читатели? Домашняя библиотека исчерпалась быстро. В развалах у букинистов книги по точным наукам были далеко не в почете. Да и денег на покупку книг в семье не хватало. Поэтому главным источником знаний служили библиотеки, в 1921 г.— Городская публичная библиотека (ныне библиотека им. КПСС), до того, впрочем, момента, пока изменение правил не закрыло библиотеку для слишком юных читателей. Это изменение застало Митю за чтением «Популярной астрономии» Фламмариона, фрагмент которой был пересказан два абзаца тому назад. Книгу пришлось дочитывать в библиотеке Академии наук, где возраст читателя не был препятствием.

Но книги книгами, а для 16-летних юношей настала пора заботиться о своем жизненном положении — приобретать профессию. В 1923 г. братья поступили в электротехникум, однако уже в следующем году были вынуждены его оставить — заработка отца не хватало на содержание семьи. Петр Осипович, несмотря на свое мелкобуржуазное происхождение, был начисто лишен способностей к частной практике, да и весьма средняя его квалификация ничего особенного не обещала. Поэтому он довольствовался службой в государственном медицинском учреждении и соответственно небольшим окладом. Техникум братья покинули без сожаления: инженерно-технических склонностей у них не обнаружилось. Они пошли работать на завод.

Человек в 17 лет, однако, не живет только «насущными» заботами, и братья продолжали искать свои пути. Эти пути впервые начали расходиться зримо. Видимо, генетическое различие братьев, умноженное на их возраст, стало ощутимой величиной. Собственно, некоторые признаки этого проявлялись и раньше. Как-то незаметно, даже для глаз брата, Матвей стал решительно обгонять его в точных науках. Случайно обнаружилось, что Матвей знает тригонометрию, которая брату была совершенно неизвестна. Так было и в других физико-математических областях. Это было странно, в семейных «начальных» условиях такого ничто не предвещало.

В 1924 г. Матвей узнал, что при университете действует кружок любителей физики, и стал его посещать, а Исидор, желая поскорее встать на ноги, поступил на курсы стенографии.

В этом месте, на развилке жизненных дорог братьев, расскажем кратко об Исидоре Петровиче, который многое дал этой книге и, к сожалению, не дождался ее появления (он умер в 1984 г.).

Осваивая стенографию, И. П. сразу придумал некоторые ее усовершенствования, и уже в 1925 г. учащийся И. Бронштейн совместно с несколькими преподавателями стал автором литографированного «Практического курса стенографии». В 1926 г. поступил в Киевский институт народного хозяйства, желая заняться математизацией экономической науки. После окончания КИНХа в 1930 г. и до пенсии работал экономистом в Киевских государственных архитектурных мастерских (с четырехлетним перерывом, связанным с войной), участвовал в разработке трех генеральных планов развития Киева. Работа и научные публикации И. П. Бронштейна были посвящены экономическому и демографическому обоснованию планов градостроительства.