Василий Емельянов - На пороге войны

В 1934 году немецкая фирма построила в Англии новый металлургический завод — все металлические конструкции цехов и все оборудование было изготовлено в Германии. Завод был «сдан под ключ», то есть, открывая его, можно было немедленно приступать к работе.

У них огромная индустриальная мощь. А мы только что оправились от разрухи и начали набирать темпы. Нам многого не хватает. В те годы даже огнеупорный кирпич для металлургических печей приходилось ввозить из-за границы — своего не доставало, а многого из того, что требовалось теперь, никогда и не было.

На наши плечи, плечи первых советских специалистов, окончивших вновь созданные советские высшие учебные заведения, легла вся тяжесть решения сложнейших вопросов производства. Пять-восемь лет тому назад мы еще были студентами, а теперь мы взяли на себя огромную ответственность принимать решения по всем вопросам создания военной техники.

Многое для нас было неизвестно, и мы ломали головы, как подойти к решению мучивших нас проблем.

Б. Л. Ванников в Берлине упрашивал меня помочь ему ознакомиться с ружейными заводами Маузера.

— Ты знаешь, как они проверяют прицельную линию? Не может быть, чтобы все держалось на глазе мастера. По всей видимости, у них имеются какие-то оптические приборы. Мы их должны иметь. Или купить, или сконструировать. Нельзя производство вооружения строить только на опыте мастера. Производство должно быть технологичным, контроль не на глазок, а приборами с использованием самых современных методов и инструментов. Так как же насчет прицельной линии? — донимал он меня.

И сколько таких задач возникало каждый день! Их нужно было решать быстро — времени на поиски ответов история отвела до невероятности мало.

…Фашизм я видел своими собственными глазами.

Всего два года назад на моих глазах по улицам Берлина маршировали штурмовики и эсэсовцы, а их «хайль», «хайль», «хайль», кажется, навечно законсервировался в ушах.

В 1930 году, когда мы только что прибыли в Эссен, с нами не только не говорили о возможности военного конфликта между Германией и Советским Союзом, наоборот, всегда дружелюбно улыбались. Если разговор затрагивал военные вопросы, то собеседник начинал говорить о том, что Германия в прошлую войну совершила ошибку, отступив от концепций Бисмарка. Беседа обычно заканчивалась словами: в случае войны мы должны обеспечить по крайней мере нейтралитет России.

Но уже в конце 1932 года возникли новые мотивы. Нередко после того как заканчивалась загрузка сталеплавильной печи и бригада рабочих садилась на скамеечку отдохнуть, кое-кто с явным желанием поддеть поднимал вопросы о том, что немецкий народ тесно сжат в существующих границах и не может обеспечить свои самые насущные нужды.

— Разве это справедливо, — как-то стал злобно выговаривать мне один из плавильщиков. — У вас много пустующих земель, а мы даже между железнодорожными путями огороды стали разводить.

Лозунг «Drang nach Osten»[1] все чаще стал звучать среди враждебно настроенной фанатичной массы.

Для меня было ясно, что гитлеровская пропаганда усиленно вбивает в головы необходимость пересмотра границ. Об этом в своих выступлениях говорил Гитлер. Германия готовится к войне и перекройке карты мира — это было ясно.

Мы должны быть готовы к тому, чтобы встретить этот страшный удар. На нас возложена практическая часть задачи — создавать вооружение. Крепить оборонную мощь страны.

Об этом мы думали денно и нощно. На заводах и стройках люди работали, опережая установленные самими же встречные графики и планы.

Тевосян все дни был очень занят, и я видел его только мельком. В наркомате создавались новые управления и отделы, шли перемещения работников.

Многие из старых работников, занимавшихся оборонной промышленностью много лет, были освобождены от работы. Когда заходил разговор — за что? — одни пожимали плечами, другие хмуро отвечали: «За хорошие дела не снимут».

Тевосян же неизменно повторял, что оборонная промышленность сейчас наиважнейшая. Сюда надо — бросать все силы и средства. Здесь каждый должен быть виден насквозь. Оборона страны — это святая святых.

Все понимали, что для решения новых задач, которые стояли перед страной, нужны, вероятно, новые люди. Но нужно ли так много людей менять? Ведь большинство из них подбирал и выдвигал Орджоникидзе. Неужели в оборонную промышленность проникло много людей, не заслуживающих доверия? Эти мысли неотступно преследовали меня.

Действительно, надо ехать отдыхать и привести себя в полный порядок.

На отдыхе под Москвой

Уезжать далеко от Москвы не хотелось, и мне достали путевку в подмосковный санаторий «Лось». Он был рассчитан на прием до пятидесяти отдыхающих. Когда я приехал туда, там находилось не более тридцати человек в возрасте от сорока лет и выше.

Физкультурник, неизменный персонаж всех домов отдыха и санаториев, оказался человеком разумным и ограничил свою программу работы стрельбой в тире. Это занятие отнимало немного времени, и мы были вольны использовать его по своему усмотрению.

Когда я познакомился с отдыхающими, мне показалось, что я попал в совершенно иной мир. По всему было видно, что им неведомы те тревоги и опасения, которыми были охвачены мы, работавшие в Наркомате оборонной промышленности.

На заводе нам приходилось тревожиться за производственный план, за качество изготовляемого металла, за сроки строительства. Такой, по всей видимости, у всех нас характер — мы не можем быть спокойными. Но в наркомате к прежним тревогам добавилось что-то новое, большое. Мы знали больше, нам приходилось смотреть дальше. Ответственность не ограничивалась территорией завода, она распространялась значительно дальше, и не только на заводы.

Разговоры с Тевосяном, Ванниковым, Завенягиным и рядом других близких мне людей свидетельствовали о чрезвычайно сложной ситуации, которая складывалась в мире.

Правда, с первых дней революции мы живем жизнью, полной тревог и опасностей. Военная интервенция и гражданская война, голод в Поволжье, борьба с оппозициями. Сначала троцкисты, потом Зиновьев, Каменев, Бухарин. Сколько было разных попыток столкнуть нас с выбранного пути строительства социализма, посеять сомнения. Приход к власти Гитлера, рост агрессивности фашизма. Вредительство, диверсии.

Все время надо было быть настороженным, начеку.

А может быть, они тоже встревожены, но умеют держать себя в руках, не проявлять ее — эту тревогу. Нет. Не может быть. Они просто не все знают. А я разве все знаю?

Тоже не все. Тевосян, Ванников, Завенягин знают больше, поэтому у Тевосяна всегда такие беспокойные огоньки в глазах. Поэтому он всегда так и насторожен.