Кирилл Меньшиков - СМОГУ. Победить рак

Однажды, помню, я продержался с температурой под 40 целый день, прятал как мог. Все-таки коллектив сплоченный был, не любил я отправляться в лазарет, отлынивать. Первый месяц, правда, ничем толковым мы не занимались, только ели да снег чистили, это уже потом, когда я в роту попал, мы начали работать по полной программе, и было нелегко, тем паче, в моей части увольнительных не было практически. Только один раз, сразу после присяги, отпустили нас на сутки, помню. Рота наша была показная, элитная, если можно так выразиться. Если какие проверки грядут – все к нам. Еще одна была похожая рота у нас, снайперская, говорят, что там все также было жестко, но я не знаю, какие именно законы у них там царили.

Можно с разных сторон посмотреть: может, мне повезло, что такие условия были, а может, и не повезло. Да ведь и служить-то полноценно почти не получалось из-за температуры. Да, не такой была служба, которую я себе представлял.

Кстати, брат мой, с которым мы так хотели служить вместе, но не срослось, мог бывать в увольнительных каждые два месяца. В каждой части свои порядки, у нас вот такой халявы не было.

Никаких телефонов новобранцам не разрешается, все забирают сразу же. Выдают только по воскресеньям на пару часиков. Встречи с родственниками длятся не дольше: разве только на контрольно-пропускном пункте посидеть, поболтать. Все было строго, никаких увольнительных. Как-то кое у кого получалось прятать телефоны. Я по своей глупости подумал: раз прячут трубки, значит, можно, наверное, спрятать и планшет! Так что, когда ко мне приехали в первый раз на встречу родители, я попросил их привезти мне этот гаджет.

Я был уверен, что смогу сделать так, чтобы технику у меня никто не заметил, но когда вернулся с планшетом в часть, понял, что идея эта весьма сомнительна. Позвонил родителям снова: надо, мол, забрать его, а то найдут и разобьют, а вещь все-таки не дешевая. Да-да, у нас так и было: если у кого обнаруживался телефон во внеурочный час, его могли при всей роте показательно разбить со словами, что вот, мол, сдайте, если у кого есть, пока не поздно, а то так же разобьем, и чтоб неповадно было.

Итак, я прятал свой планшет каждые два часа: то за шкаф, то в собственные штаны. А в армии же порядки строгие, чуть что – за малейшую провинность отжимаешься или приседаешь. И вот как-то велели мне отжиматься за что-то, а у меня как раз планшет этот в штанах. Ну, я отжимаюсь и понимаю, что сейчас будет вселенская катастрофа, потому что он выскальзывает. Сейчас выпадет из штанов на пол, и хана. И тебе, и планшету. Товарищ лейтенант, говорю, что-то мне как-то нехорошо, разрешите, я лучше приседать буду, а не отжиматься? Нет, говорит, не выдумывай, отжимайся. Пришлось продолжать. С каждым новым отжиманием планшет все ближе к тому, чтобы выпасть. И вот, в самый последний момент лейтенант вдруг передумал и говорит: ладно, так уж и быть, мол, приседай. Уф, думаю, слава Богу, пронесло. Еще одно движение, и он точно выпал бы на пол. Как-то я смог его поправить там, в штанах, и доприседать положенное. И вот так на протяжении двух месяцев. Сами понимаете.

А планшет нужен был просто для общения, коммуникации, для игрушек, в конце концов. Есть, я знаю, части, где не так строго со всем этим, но вот моя была именно такой. У нас там полковник был, внимательно следил за этим. В конце концов, и данные секретные, к которым у нас доступ был, да и вообще, законы в армии свои, и они сильно отличаются от тех, что в обычной жизни.

Вот, например, есть такая штука, как членовредительство. Ты можешь просто попить ледяной воды из-под крана – и отправиться за это в дисциплинарный батальон, если тебя за этим увидит кто-то из начальства. Ведь ты же вредишь себе, можешь заболеть.

Было у нас как-то и такое: человек обратился с болью в ноге. Рентген показал иголку у основания кости. Решили по медицинскому заключению, что он ее просто проглотил, а она по венам дошла почти до ноги. И что вы думаете, его посадили в дисциплинарный батальон за членовредительство, и не докажешь ведь ничего, специально, не специально, членовредительство, и все тут. Логично ведь, кто же случайно иголку проглотит, наверняка специально проглотил.

Впрочем, некоторые все равно не гнушались членовредительством. Кто-то, например, глотал таблетки с хлоркой, чтобы язву желудка заработать, мне и такое рассказывали. А было и еще веселее. Есть такая болезнь, связанная с недержанием мочи, и вот у нас один парень специально писался в кровать, и в роте, и в лазарете. Его признали было членовредителем, потому что ночью его соседи по палате обнаружили, что он просыпается, встает на ноги, писает в постель, а потом надевает на себя ватник, чтобы не спать на мокром, и ложится дальше. А ведь должен, если болеет, и не просыпаться даже, а во сне все это делать…

Ребята еще рассказывали, что потом он и вовсе из госпиталя сбежал и уехал на такси аж в Тюмень, представившись офицером. Вернулся он домой, а мама его ему и говорит: «Ты что, сынок, дебил?» – на том же самом такси и отправила его обратно. Таксист в часть его привез, позвонил и говорит: «У меня тут ваш солдатик, только я вам его не отдам, потому что он мне денег должен». А поездка вышла тысяч на тридцать, чай, не ближний свет. Заплатил за него в итоге командир роты, забрал его, а только парня по счастливой случайности все равно комиссовали впоследствии из-за той болезни, которую он так старательно изображал. И смешно, и грустно.

Случаев стремных много было у нас. Помню, в первый месяц этажом ниже повесился у нас один парень. Причем он женат был, с детьми даже, просто не ожидал, что попадет в армию, и не выдержал. Нас тогда собрали и сказали: не делайте так, если у вас есть какие-то проблемы, то скажите об этом офицеру, с вами поговорят и помогут решить. А обстановочка после того случая была, прямо скажем, так себе.

Или, помню, был еще случай спустя полгода: парни, которые ночью охраняли территорию, договорились между собой, что они за заборчик наш вылезут и водочки в магазине себе возьмут. Возвращаются они с пакетами назад и вдруг встречают полковника. Он им говорит, мол, ну-ка, ребята, покажите, что там у вас в пакете интересного есть. Да ничего особенного, отвечают, так, печенье. Печенье, надо же, а дайте-ка я все-таки посмотрю. Ух ты, какое печенье, с градусами!

А полковник тот был с юмором, он любил всю часть, а это несколько тысяч человек, построить и ходить мимо них с микрофоном, разговаривать вроде как на шуточный манер и, конечно, с нецензурными словечками. И вот, на очередном таком общем собрании ходит он туда-сюда и вещает: поймал, дескать ребятишек, которые печенюшек себе задумали купить. А печенюшки-то непростые, печенюшки с градусом. Теперь эти ребятушки на месяцок сядут в дисбат. А так получилось, что на службу эти ребятушки призывались аккурат перед Новым годом, и через год они вполне могли б вернуться к своей семье, ели бы вкусные салатики, пили бы крепкие напитки и засыпали бы потом мордой в этих самых салатиках… Ан нет, вернутся они теперь только после Нового года к своей родне.