Кирилл Хенкин - Охотник вверх ногами

Настоящий Рудольф Иванович Абель, тоже офицер КГБ, умер в 1957 году в Москве и похоронен на Немецком кладбище.

Друзья и близкие называли моего друга Вилли. Так буду называть его и я.

Мы подружились с ним в годы войны, потом долгое время не виделись, а затем снова дружили — до самой его смерти в 1971 году. Вилли мало говорил о своей работе, и выводы, к которым я пришел относительно его миссии в Соединенных Штатах — это результаты моих наблюдений, внимательного прочтения опубликованных материалов, умозаключений, подкрепленных отдельными его замечаниями. Или молчанием.

Вспоминая то утро в Нью-Йорке, когда агенты ФБР ворвались к нему в номер гостиницы со словами: «Полковник, мы знаем о вашей шпионской деятельности!», Вилли сказал своему защитнику Доновану, что к такой минуте разведчик готовится всю жизнь. Насколько Вилли был готов, Донован, однако, не знал. И я понял не сразу.

Это было вскоре после возвращения Вилли в Москву, в его крохотной, темной, и на редкость, даже по московским стандартам, противной квартирке на проспекте Мира. Когда жена, Елена Степановна, вышла на кухню, я спросил:

— Почему при аресте вы назвались именем Абеля?

— Во-первых, потому, что биографию Рудольфа я знал, как свою, во-вторых, потому, что я таким образом давал сигнал в Центр, и, наконец, потому, что я проверял Шведа.

«Швед», он же Никольский, он же Александр Орлов.

...Когда началась гражданская война в Испании, я жил в Париже, учился в университете и считал себя коммунистом. Как многие другие, я рванулся ехать воевать против фашизма. На вербовочном пункте, устроенном французской компартией в доме Профсоюза металлистов на улице Матюрен Моро, 7, со мной не стали даже разговаривать, как только узнали, что я советский гражданин. Выехав из СССР в 1923 году и давно живя на эмигрантском положении, наша семья не сменила советские паспорта. И вот теперь я из-за этого не мог попасть на фронт, мог оказаться «за бортом истории»!

Я заметался. Через знакомого русско-датского анархиста Бронстэда (о его сотрудничестве с советской разведкой я узнаю позднее, уже в Барселоне) я связался с Волиным. Тот меня принял радушно, обещал переправить в Испанию через своих французских друзей-анархистов, велел зайти через три дня.

Но уже на следующее утро к нам прибежал наш хороший друг — Сергей Эфрон, муж поэтессы Марины Цветаевой.

— Кирилл сошел с ума! — закричал он с порога. — Зачем он связался с анархистами? Если он непременно хочет ехать, я, так и быть, ему это устрою.

И устроил. Когда я вернулся на улицу Матюрен Моро, те же люди без лишних разговоров включили меня в первую группу на отправку. Кроме того, Сергей Яковлевич сказал мне, что воевать в окопах может всякий, мне же предстоит делать что-то «интересное». Только границу перейти следует со всеми.

Что это будет за «интересная» работа, он не сказал. Мое дело — доехать до Валенсии, явиться в гостиницу «Метрополь», спросить товарища Орлова. Остальное — не моя забота.

Прошло сорок лет. Даже помни я хорошо город, я не узнал бы сегодня силуэт Валенсии. Я задумал: как только выберу ночлег, проверю по телефонной книге, поброжу по городу, поищу гостиницу «Метрополь». Почему бы ей не сохраниться? Я помнил: где-то рядом — вокзал и арена боя быков.

Это было, как во сне. Делая очередной круг по улицам с односторонним движением, я выехал на площадь. Слева высилась громада арены, за ней — вокзал. Справа восьмиэтажное здание и, вертикально, огромными буквами: «Отель Метрополь».

Приехав тогда из Барселоны в тамбуре переполненного вагона с выбитыми стеклами, пропитанный сажей, голодный и усталый, я оставил своих товарищей, вышел на привокзальную площадь и сразу — вот он, «Метрополь».

В стоявших у подъезда открытых машинах сидели загорелые блондины в военной форме, в вестибюле дежурили вооруженные охранники-сербы. За стойкой портье были, кроме служащих гостиницы, еще какие-то люди в штатском с колючими, одинаковыми во всем мире, глазами. Я точно помню, что стойка была слева от входа. Сегодня она справа от лифта, в глубине холла...

— Давно ли построен отель? — спросил я портье, предъявляя свой израильский паспорт.

— В 35-м году, сеньор, — ответил дежурный. — Это был тогда самый шикарный отель в городе. Я работаю здесь со дня его открытия.

— А во время войны?

— Во время войны, сеньор, тут было советское посольство. Тогда всю гостиницу занимали русские.

— Вы никого не помните из тех, кто здесь жил?

— Одну минутку, сеньор!

У дежурного объявились срочные дела. Он исчез, и я больше его не видел.

...Грязный, небритый и голодный, я пересек тогда площадь, вошел в гостиницу и сказал дежурному, что мне нужно видеть товарища Орлова. После некоторого ожидания меня проводили. Если не ошибаюсь, на седьмой этаж...

А теперь я взял ключ у портье и в сопровождении помощника швейцара, тащившего мой чемодан, поднялся на пятый этаж в комнату 514. Гостиница, бывшая или казавшаяся мне сорок лет назад шикарной, стала, несмотря на свои три звезды, довольно убогой и обшарпанной.

Оставшись один, я поднялся двумя этажами выше.

Позже мне приходилось читать, что Орлов, главный представитель НКВД в Испании, контролировавший и разведку, и контрразведку, и партизанские отряды, в которых я позже служил, и влиявший на все политические решения, был высокого роста. Возможно. Мне, кроме нашей первой встречи в «Метрополе», пришлось видеть его всего один раз мельком в Барселоне. Но я запомнил лишь, как вскочили и вытянулись тогда все в комнате. Это было незадолго до его бегства в Канаду, а оттуда в США.

...Войдя в комнату, Орлов сел на довольно значительном от меня расстоянии. Меня поразила его ухоженность. Только что душ, только что бритье с одеколоном... Он был одет по-утреннему: в серых фланелевых брюках, в шелковой рубашке без галстука. На поясе — открытая замшевая кобура с пистолетом Вальтер калибр 7,65.

Мне повезло. Выслушав мои путаные объяснения: кто я, зачем, от кого, откуда приехал (его, разумеется, никто ни о чем не предупредил) и почему пришел именно к нему, он не приказал охране меня пристрелить. Для порядка. Такое бывало.

Мне повезло, что никто меня не ждал, и на «интересную работу» я попал позже; а до этого, пройдя через Альбасете — базу формирования интербригад и службу в одной из них, — я успел узнать, как воевали в Испании.

Но в то утро я обо всем этом не думал. Я был зачарован и парализован зрелищем завтрака, который у меня под носом вкушал Орлов.