Екатерина Сушкова - Записки

Первые, самые, резкие выпады идут по родственной линии и концентрируются в «Замечаниях» Е. А. Ладыженской, письмах Н. В. Сушкова и Н. А. Фадеевой[11]. Основным стимулом для полемики является чувство оскорбленной в Записках фамильной чести и уязвленного личного самолюбия, а результаты ответных изобличении сводятся, помимо общих горьких слов, к установке двух-трех генеалогических промахов Е. А. Сушковой, да к исправлению такого же количества ее именных или топографических ошибок.

Другая, более серьезная линия нападок на Записки Е. A. Сушковой идет со стороны специалистов-литературоведов, главным образом биографов Лермонтова. Их прежде всего смущает возможность снижения традиционно-героической личности поэта, откровенность обнажения его явно неблаговидной позиции в рассказанных любовно-бытовых эпизодах. Не располагая еще собственными признаниями Лермонтова об истории его романа, они склонны считать многие страницы Е. А. Сушковой «неясными и бездоказательными»[12], заподазривают в ее оценках «мираж пылкого воображения» в лучшем случае «блестящий обман самой себя»[13]. Характерно, что даже после того, как в научный оборот входят с 1882 г. фрагменты «Княгини Лиговской» и письма Лермонтова к А. М. Верещагиной, подтверждающие истину показаний мемуаров Е. А. Сушковой, один из авторитетнейших представителей Лермонтовской историографии, П. А. Висковатов, не может простить несчастной героине этого романа того, что она «предала публичности интимные отношения свои к Михаилу Юрьевичу», что она не постеснялась печатно охарактеризовать его «двусмысленную роль»[14]. Для подрыва же мемуаров Е. А. Сушковой по существу. П. А. Висковатову приходилось прибегать к аргументации ее раздраженных родственников или к полуанекдотическим страницам «добавлений», сделанных к «запискам» М. И. Семевским.

Была еще третья линия обстрела Записок. Подвизались здесь рецензенты левого фланга нашей журналистики, пытавшиеся доказать, что «до Лермонтова-офицера, члена петербургских, московских и кавказских салонов, никому из читателей собственно нет дела»[15], — однако, после блестящей реабилитации интимно-бытовой нагрузки мемуаров Е. А. Сушковой в «Литературных Заметках» Н. К. Михайловского[16], и этим выпадам был положен предел.

Если в старой биографической литературе о Лермонтове вопрос о записках Е. А. Сушковой разрешался бездоказательным опорочиванием их на словах и столь же безответственным использованием на деле[17], то в авторитетных специальных изданиях последних лет этот мемуарный памятник получил, наконец, давно заслуженное им признанно и высокую общую оценку[18]. Начатой перестройкой традиционных схем жизни и творчества Лермонтова (мы имеем, главным образом, в виду достижения Е. В. Аничкова, Б. М. Эйхенбаума, С. В. Шувалова, Б. В. Неймана) ставится, однако, на очередь и коренной пересмотр первоисточников Лермонтовской легенды, а потому настоящий опыт критического переиздания Записок Е. А. Сушковой вовсе не случайно, думается нам, входит одним из первых номеров в осуществляемую сейчас серию памятников литературного быта XIX столетия.

Рукопись Е. А. Сушковой до нас не дошла, поэтому в основу настоящего издания ее записок положен нами текст публикации М. И. Семевского, сделанной в 1870 г., как известно, с автографа. При подготовке «Записок» к печати приняты были нами во внимание и первые публикации их отдельных частей в «Русском Вестнике» 1857 г. и в «Вестнике Европы» 1869 г.

Все явные описки оригинала или опечатки издания 1870 г. нами выправлены; иноязычные записи дополнены в примечаниях русским переводом; все буквенные обозначения упоминаемых в тексте лиц и предметов, равно как и всякого рода зашифровки их (поэт «Н. К.», конногвардеец Г-н», «полковник Ш.», «князь Д.», «Катенька К.», «маленький С.», «братья Александр и Николай А.», «Леонид Л-н» и пр.), по возможности, раскрыты в редакторских прямых скобках и снабжены необходимыми подстрочными разъяснениями[19]; случайные примечания самой мемуаристки (в четырех местах ее повествования) вобраны в основной текст; столь же случайные комментарии М. И. Семевского к прежним изданиям записок нами опущены, но сохранено произведенное им разделение оригинала на «главы».

Как приложение к Запискам Е. А. Сушковой-Хвостовой мы сохраняем и собранный их первым редактором материал позднейших высказываний мемуаристки о Лермонтове, но, поскольку к этим данным светского фольклора мы подходим с точки зрения не фактической их достоверности, а лишь исторической характерности, то печатаем их полностью, по тексту «Вестника Европы» 1869 г., а не по изданию 1870 г.

Из воспоминаний о молодом Лермонтове, показания которых дополняют или корректируют свидетельства Е. А. Сушковой, мы воспроизводим без всяких изъятий, известные «замечания» ее сестры — Е. А. Ладыженской, записку ее кузины — граф. Е. И. Ростопчиной, материалы ее племянницы — В. П. Желиховской, наконец, замечательный «рассказ» свидетеля первых встреч Сушковой и Лермонтова в 1830 г., сверстника, друга и близкого родственника поэта — А. П. Шан-Гирея. В переводе с неизвестного до сих пор французского подлинника мы впервые здесь же даем случайно сохранившуюся тетрадь любопытнейшего своими параллелями к «Запискам» дневника Е. А. Сушковой за несколько месяцев 1833 года.

Как естественное «приложение» ко всей книге, тематически завершающее круг затронутых в ней вопросов интимной биографии Лермонтова, мы перепечатываем материалы о последних вдохновительницах поэта — письма Адель Оммер-де-Элль (1840 г.) и воспоминания Эмилии Шан-Гирей, урожд. Клингенберг (1841 г.).

В разработке плана настоящего издания и в критической установке текста составляющих его частей ближайшее участие принял В. В. Казанский, дружеским содействием которого был значительно ускорен и самый выход книги в свет.

Коллекции Пушкинского Дома при Академии Наук СССР позволили украсить книгу не воспроизводившимся еще автографом первого послания Лермонтова к Е. А. Сушковой, замечательным, также до сих пор еще неизвестным в печати, акварельным портретом той, которой эти строфы были посвящены, портретом молодого Лермонтова годов его первых встреч с мемуаристкой и миниатюрным, работы Р. Ледова, изображением Э. А. Шан-Гирей — «героини» последнего поединка поэта.

Е. А. Сушкова-Хвостова

Записки

Предисловие к запискам