Оуэн Мэтьюз - Антисоветский роман
Она рассказывает о Соликамске, куда ее эвакуировали в 1943 году и куда свозили потерявшихся во время войны детей. Учительница в переполненной сельской школе, где училась мама, принесла для своего класса поднос с кусочками простого черного хлеба. Несмотря на то, что ее ученики жестоко голодали, она попросила ребят оставить свою порцию для сирот из детского дома.
Мама рассказывает эту историю просто, без излишнего пафоса. На ее лице выражение, которое я могу описать только как горькую улыбку. Двумя пальцами она показывает нам размер тех жалких кусочков хлеба, и на глаза у нее навертываются слезы. Балерина тоже плачет и обнимает мать. И хотя я уже слышал эту историю, меня вновь поражает «обыкновенное чудо», совершившееся в человеческой судьбе: голодный ребенок из того военного зимнего класса — вот эта самая женщина, моя мама, сидит с нами за столом в этот жаркий полдень, будто она перенеслась по воздуху в нашу беззаботную сегодняшнюю жизнь из другого, далекого мира, где бушевала война и свирепствовал голод.
Конец 90-х, прекрасный летний вечер. Квартира моей тетки Ленины на Фрунзенской набережной в Москве. Я сижу на широком подоконнике в кухне и курю после невероятно сытного обеда, который мне пришлось не один раз похвалить, прежде чем Ленина убедилась, что я наелся. Она ставит на плиту старый эмалированный чайник, игнорируя немецкий электрический, подаренный ей дочерьми.
Ленина, сестра моей матери, грузная, как и Марфа, полногрудая, с широкими бедрами и согбенной от мировых проблем спиной. У нее проницательные голубые глаза, как у Марфы. Такие же глаза у моей матери, у меня и у моего сына Никиты. Но своим темпераментом и общительностью она пошла в отца, Бориса Бибикова. Тетушка обожает собирать за кухонным столом друзей, чтобы поболтать, посплетничать и поинтриговать. Ей нравится подолгу висеть на телефоне, устраивая жизнь друзей и знакомых. Она буквально терроризирует ведущих «Телемагазина» своими звонками во время передач и не дает спуску менеджерам. Крупная женщина с сильным голосом, она страдает множеством серьезных болезней, о которых любит поговорить.
Приготовив чай, она усаживается за стол, и наступает долгожданный миг — начинаются расспросы о бесконечных любовных похождениях племянника. Мне часто приходилось видеть Ленину в образе строгой старой дамы — он служит ей оружием для неустанной борьбы с окружающим миром. Но больше всего на свете она любит, вот так подперев голову ладонями и устремив на племянника свой проницательный взгляд, выслушивать мельчайшие подробности его романов. В пикантные моменты она крякает, как рыбная торговка.
— Скажи спасибо, что я не рассказываю об этом твоей матери, — фыркает она.
Странно, но лично меня она редко критикует, хотя никогда не устает высмеивать своих дочерей. Мало того, она частенько прерывает мои откровения советами умудренной житейским опытом женщины, порой весьма циничными. Несмотря на пятидесятилетнюю разницу между нами, тетка Ленина — мой самый верный друг и наперсница.
У Ленины феноменальная память на всякие мелочи. Обычно наш разговор начинается с текущих событий, но чтобы надолго увлечь ее внимание, им недостает красочности и драматичности. И вот совершенно незаметно для себя она переходит к прошлому и начинает странствовать по тропинкам своей памяти, как стекло на доске Уиджа[2], отвлекаясь то на один, то на другой эпизод своей жизни разными историями и голосами.
С годами она утрачивает былую подвижность и остроту зрения, но воображение ее работает все живее и отчетливее. Прошлое представляется ей более интересным и близким, чем настоящее. По ночам, жалуется она, ее посещают покойники. Они все время снятся ей — ее муж, родители, друзья, внучка Маша, скончавшаяся от рака в двадцать шесть лет. Все спорят, лгут, смеются, ворчат, занимаются разными делами, как в жизни, будто не понимают, что уже умерли. Она постоянно видит во сне прошлое.
— Это как кино, — говорит она.
По мере того, как ее век приближается к концу, прошлое становится все более живым и явственным. В ее памяти всплывают различные подробности, разговоры, случаи, истории — они видятся ей, как короткие клипы, которые она запоминает, чтобы рассказать мне при очередной встрече. Я знаю всех персонажей ее снов, так что мне не требуется пояснений.
— Я говорила тебе, что вспомнила про дядю Яшу и девиц, которых он подсаживал в свой «мерседес»? И что заявила тогда Варя? — спрашивает она по телефону, и я сразу понимаю, что она имеет в виду знаменитый автомобиль, который мой двоюродный дед вывез из Берлина в 1946 году, и ярость, которую эта история вызвала у его жены Варвары. — Она до того взбесилась, что пошвыряла в него все горшки с цветами и кухонную посуду. А Яша расхохотался и никак не мог уняться, хотя вокруг него так и летали все эти тарелки и миски. Так вот это злило ее еще больше!
Ленина воспринимает мир в оборотах речи, интонации голоса. В отличие от моей матери, ее редко увидишь за книгой. По натуре она актриса, для которой кухонный стол становится сценой, а изменчивый состав ее гостей — друзей, просителей, бывших студентов, соседей и родственников — зрительным залом.
История Людмилы и Ленины Бибиковых начинается в другой кухне, в прекрасной удобной квартире с высокими потолками, расположенной в центре Чернигова. Действие происходит в середине лета 1937 года. В распахнутые настежь окна влетает ветерок с Десны. В уголке моя трехлетняя мать играет с тряпичной куклой. А моя тетка Ленина облокотилась на широкий подоконник и высматривает, когда появится скользящий силуэт служебного черного «паккарда» их отца. Ей двенадцать лет, на круглом лице сверкают большие смышленые глаза. На ней ее любимая белая теннисная юбка, сшитая по выкройке из московского журнала мод. Снаружи, за верхушками платанов на улице Лермонтова, сияют золотом купола соборов древнего черниговского Кремля.
За кухонным столом хлопочет ее мать Марфа — она упаковывает в вощеную бумагу еду для своего мужа: жареную курицу, крутые яйца и огурцы, печенье, щепотку соли в обрывке газеты. По дороге на вокзал Борис должен заскочить домой за вещами — он уезжает в санаторий для партийных работников в Гаграх, где ему предстоит отдохнуть впервые за три года.
Марфа ворчит, что муж опять задерживается. Видите ли, он так занят своей работой, что не смог выкроить даже это утро перед отъездом; своему обкому он всегда уделяет больше времени, чем семье!
Марфа — высокая крупная женщина, уже начинающая полнеть, что свойственно русским крестьянкам после родов; у нее тщательно накрашены губы и ресницы, одета она, как всегда, в модное платье из импортного ситца. Мать непрерывно ворчит, а может, Ленине, которую пугает перспектива даже на неделю остаться наедине с ней, так только кажется. В углу кухни моет посуду Варя, крепкая деревенская девушка в сарафане с приколотым к нему накрахмаленным передником, их давнишняя многострадальная прислуга. Ей приходится спать в маленьком закутке в коридоре, зато ее кормят и платят деньги, поэтому Варя покорно сносит ворчливость и вечные придирки Марфы. Встретившись взглядом с Лениной, она заговорщицки подмигивает ей, а Марфа в который раз выбегает в широкий коридор проверить, все ли приготовлено для поездки Бориса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});