Ольга Дмитриева - Елизавета Тюдор

Совсем молодой девушкой Мэри Болейн была отправлена во Францию сопровождать сестру Генриха VIII. Вскоре к ней присоединилась и Анна. Скромный, полураспустившийся кентский цветок был внезапно пересажен на богатую заморскую почву. В XVI веке, как и ныне, для многих европейцев, особенно северян, Париж был образцом и законодателем мод во всем — от одежды до выговора. Он притягивал английскую аристократическую молодежь как магнит. Образование и воспитание молодого дворянина считались законченными лишь после так называемого большого тура — путешествия по континенту с обязательным посещением Парижа. Для юной девушки французский двор стал высшей школой этикета, отточившей ее манеры, утончившей вкус. Молодая англичанка оказалась весьма способной к языкам, вскоре ее французский сделался безупречным, и никто не принимал ее за иностранку. Ее образование было даже слишком серьезным для девушки ее круга и положения: она много читала и увлеченно коллекционировала книги, ее привлекала теология, и Анна инстинктивно склонялась к тем идеям, которые можно было назвать евангелическими или прореформационными. Почетное место среди ее излюбленных авторов занимали Лефевр д’Этапль и Клеман Маро; первый был выдающимся теологом, второй — прекрасным поэтом. Позднее, по свидетельству ее духовника, Анна будет постоянно держать под рукой выполненный д’Этаплем французский перевод Библии и неизменно обращаться к нему и «другому подобному чтению, находя в нем удовольствие».

Когда миловидная девушка с необычными литературными пристрастиями вернулась в Англию, при дворе блистала Бетти Блаунт, очередная фаворитка короля Генриха. Анна не могла сравниться с ней внешностью (современники не находили ничего примечательного в ее лице и фигуре, шею считали слишком длинной, а злые языки даже поговаривали о шестом пальце на ее руке), однако она произвела очень сильное впечатление на ценителей женской красоты своей живостью, непосредственностью, неподдельным французским шармом, которого безуспешно стремились добиться ее подруги. Она была легка, изящна и стройна, уверена в себе, удивляла тем, что на равных поддерживала беседу с мужчинами, и ее суждения были далеко не глупы. Но главное, что вызывало всеобщее восхищение, — это ее необыкновенные карие глаза. Генрих VIII был сражен ими. Он стал проявлять первые признаки влюбленности в 1525 году и, вероятно, полагал, что после обязательного, но недолгого периода куртуазных ухаживаний легко добьется благосклонности молодой леди. В этом не сомневался и ее отец Томас Болейн, который за «заслуги» своей старшей дочери получил немало милостей от короля, со временем став графом Уилтширом и Ормондом, и, должно быть, жалел, что у него только две дочери. Анна, однако, оказалась умнее и сестры и отца. Уроки французского двора не прошли даром, и она скромно, но решительно сказала королю: «Нет», подразумевая при этом: «Да, но…» Это было ново и весьма рискованно с таким необузданным человеком, как Генрих, но неожиданно понравилось ему, продлив период галантных ухаживаний, переписки, полной вздохов, томления и уверений в любви. Генрих прекрасно чувствовал себя в роли влюбленного кавалера, соперничающего за расположение прекрасной дамы с другими вздыхателями. Правда, прежние поклонники Анны почтительно отстали и составляли арьергард королевской охоты, предоставив Генриху в одиночестве преследовать желанную добычу. Один из них, поэт и дипломат Томас Уайатт, позднее перевел на английский один из сонетов Петрарки, в котором уподобил Анну Болейн царственной лани, а Генриха — кесарю:

Охотники, я знаю лань в лесах,Ее выслеживаю много лет,Но вожделений ловчего предметМои усилья обращает в прах.В погоне тягостной мой ум зачах,Но лань бежит, а я за ней воследИ задыхаюсь. Мне надежды нет,И ветра мне не удержать в сетях.Кто думает поймать ее, сперваДа внемлет горькой жалобе моей.Повязка шею обвивает ей,Где вышиты алмазами слова:«Не тронь меня, мне Цезарь — господин,И укротит меня лишь он один»[1].

В 1527 году в ответ на предложение Генриха стать его «единственной госпожой» Анна, которая уже заверила короля в своей любви, тем не менее сказала: «Вашей женой я не могу быть и потому, что недостойна, и потому, что у Вас уже есть королева. Вашей любовницей я не стану никогда…»

Слово было произнесено. Идея развода на этот раз была подсказана королю той, которая целиком захватила его воображение. В иной ситуации этот деспотичный гигант лишь посмеялся бы над неслыханным капризом заносчивой фрейлины: короли не разрывают династических союзов из-за каждого нового увлечения. Но здесь все сошлось, как в фокусе: Генриху нужен был наследник, ради чего он готов был избавиться от Екатерины Арагонской, а рядом находилась очаровательная молодая женщина, способная подарить его королю и Англии и доказавшая своей твердостью, что она — достойная пара самому монарху.

Никто и никогда не узнает, как удалось Генриху убедить Анну Болейн, что дело о разводе с королевой будет непременно начато, но в 1528 году она стала его официальной фавориткой. Анне были отведены роскошные покои рядом с королевскими, придворные льстецы немедленно окружили новую звезду, создав вокруг нее ее собственный двор, затмивший вскоре и двор Екатерины Арагонской, и даже окружение второго после короля человека в государстве — всесильного министра кардинала Уолси. Теперь последнему, чтобы обсудить с королем государственные дела, приходилось извлекать того из покоев фаворитки.

Природная гордость Анны Болейн быстро переросла в заносчивость. Острый язык и частые вспышки гнева восстановили против этой «выскочки» многих придворных, в первую очередь дам (что неудивительно), а также сановников, членов Тайного совета и самого Уолси. Их настораживало то, что эта молодая женщина претендовала на необычную роль при дворе: она не только привела за собой целый клан родственников — это было в порядке вещей, но и стала всерьез вмешиваться в политику, посягнув на исконную прерогативу государственных мужей, и самое невыносимое — преуспела в этом, вскоре заменив королю его прежних советников.

Даже враги признавали за ней недюжинный ум. Придя к власти чисто женским путем, она удерживала эту власть и распоряжалась ею как сильный и искушенный политик, формируя свою партию при дворе, заботясь о должностях для своих приверженцев, выдвигая преданных людей, таких как теологи и будущие реформаторы Томас Кранмер и Хью Латимер или беспринципный, но безусловно талантливый администратор Томас Кромвель. Она интриговала и сталкивала между собой фракции, натравливая сторонников Екатерины Арагонской на приверженцев кардинала Уолси, тем временем все больше монополизируя внимание короля. Кто бы мог подумать, что с появлением в королевских покоях этой хрупкой женщины начнется закат карьеры Уолси, считавшегося в течение двадцати лет «вторым королем» в Англии. Анна уступала роль первого лица Генриху, но вторым не желала видеть никого, кроме себя.