Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Умер Георгий Свиридов. Нам вместе в сентябре вручали медали к 850-летию Москвы. Среди присутствующих он был, конечно, самой знаменитой, обреченной на бессмертие персоной. Мне через несколько дней передал Володя Костров: «Свиридов на тебя обратил внимание и просил привезти тебя к нему домой». Я ответил, что с удовольствием поеду, но попозже. А вот теперь все это уже невозможно.

Я думаю, что композитор такого масштаба и такой национальной густоты в наше время уже невозможен.

По телевидению передали, что в С.-Петербурге Майя Плисецкая участвовала в показе мод Кардена. Удивляться этому не приходится: во-первых, он на нее шьет, а во-вторых, рекламирует же Михаил Горбачев «Пиццу-хат». Интересно, кто из наших великих актрис, вернее кто первой рискнет рекламировать прокладки.

8 января, четверг.

В два часа вместе с Володей Костровым поехали на квартиру Свиридова прощаться. Его жена, кажется, человек религиозный, мужа не дает на растерзание всяким общественным организациям. Жил Георгий Свиридов на Грузинской, я даже и не предполагал, что существуют такие квартиры и такие дома в нашей жизни. Но не в этом суть. Не в огромной, скромно обставленной, почти без мебели квартире. Лапником застелены пол в подъезде, лестница вплоть до шестого этажа, полы в квартире. Я положил свои скромные розы на гроб. Лицо Свиридова было обычно, как всегда; когда глядишь на него, то не веришь, что именно он автор гениальной музыки, божественных хоров. Зашел в кабинет, весь пол усыпан цветами. Рояль в центре комнаты выглядит сиротой. Мебели, кроме стола, тоже почти нет, слева на тумбочке стоит факс. Несколько картин. Место добычи руды и алмазов. В этой квартире пугает даже холодильник, вполне современный, — гений не пьет, не ест, летает на крыльях.

Здесь же, в спальне с двумя огромными кроватями, толпились «близкие» — Ганичев и Андрей Золотов со своей непременной бородой, я думаю, ждали телекамер. Спросили меня, поеду ли я завтра на отпевание в храм Христа Спасителя. Я представил себе, как все наши отважные интеллектуалы будут становиться, чтобы отсветиться, позади Лужкова и Черномырдина, и сказал: «нет». Как обычно, был несправедлив и слишком к людям злобен.

Вечером включил канал «Культура»: Андрей Золотов берет интервью у уже покойного Свиридова, и это интересно и сердечно. Это его, Андрея, звездный час и его счастье, за которое он держится.

Вечером была и другая, если так можно выразиться, светская встреча. На пять минут я заскочил во МХАТ им. Горького к Т. В. Дорониной. Я ее должник и понимаю, что ничем за ее помощь во время моей избирательной кампании расплатиться с ней не смогу. В праздничный вечер хотел сделать ей что-нибудь приятное: отвез коробку конфет, белые розы и статуэтку Сергея Есенина. Бронзовой фигурке она была очень рада. Подарок был подобран со значением — авторская копия памятника, который стоит напротив МХАТа на бульваре. Не могу долго хранить подарки, которые мне постоянно вручают: они уезжают то к пожарным, то в министерство, то к гостям института. Я целовал ее прекрасную белую руку. Это одна из тех редких женщин, которые действуют на меня магнетически.

9 января, пятница.

Убили Евгения Цимбалистова — директора гостиницы «Россия», так объявил диктор телевидения. Убивают там, где рядом ходят деньги. Кажется, самая опасная профессия нынче — банкир. Совершенно перестал интересовать президент, правительство, интересоваться ими — это жить в их мрачном царстве. Продолжаю читать прекрасную монографию Тютюкина о Плеханове. Думаю о том, что в нашей стране сейчас удивительный классовый состав: делятся все не на богатых и бедных, это деление условно. А на мещан — это очень богатые: банкиры, бухгалтера в банке и в фирмах, продавцы в продовольственных палатках и ювелирных магазинах, рабочие на кладбищах и рабочие, нанятые турками на московские стройки — все они думают только об одном, об обогащении. Мещан большинство, мещане, может быть, почти все. Потом идут нищие — бомжи, пенсионеры, учащиеся институтов, педагоги, нянечки в больницах, врачи, машинистки в министерствах, лифтерши, гардеробщицы и прочие. Те, кому с трудом хватает того, что он достает или получает и кто не думает ни о каком будущем. Ни о чем величественном. Кому хватает сил только на то, чтобы исполнить свой долг, прожить день, и кто живет по принципу: куда выведет судьба. Есть еще прослойка людей духа: они что-то ерепенятся, суетятся, что-то из последних сил делают и думают, что их жизнь на земле вечная.

Свиридова похоронили (опять со слов ТВ) в середине «Новодевичьего кладбища» рядом с Райкиным, Папановым, Пляттом. Не рядом с Булгаковым, Чеховым, Станиславским, Качаловым, Москвиным.

11 января, воскресенье.

Ощущение, что я иду по очень тонкому льду, когда не знаешь, где затрещит и ты окажешься в холодной воде — старость. Полюбил тупо смотреть по телевидению кинокартины. Не интересует ни сюжет, ни мелькание новых предметов, мебели, светильников, машин невиданных марок, новейшего дизайна — тупое мельтешение, мелькание кадров.

Со вчерашнего дня В.С. в Матвеевском.

13 января, вторник. Расписание: работа, подписывал бумаги, беседовал с Дм. Ник. о планах — поручил ему «встречи», потом ездил на телевидение к Шаталову, потом был в особняке МИДа, где состоялся небольшой прием и фуршет, посвященный 200-летию со дня рождения Пушкина. Интересно было лишь прекрасное чтение Э. Марцевичем стихов Пушкина и пение дивной колоратуры Ольги Чесноковой.

Интервью с Шаталовым прошло, как обычно, в темпе, довольно остро, хотя сделают из всего этого что-то свое и наверняка традиционно приспособленческое. Говорили об «Антибукере», лауреате Галковском с его «Бесконечным тупиком» и премиях вообще. Играют ли премии какую-либо роль в писательской судьбе? Я думаю, что для настоящего писателя роль играют только деньги на жизнь, чтобы накормить ближних и продолжать продуцировать без помех тексты и дальше. Не дали Нобелевскую ни Толстому, ни Чехову. А когда дали Шолохову за «Тихий Дон», ни для Шолохова, ни для признания «Тихого Дона» это не имело никакого значения. Когда Галковский отказался от премии «Антибукера», то это наверняка только литературные соображения. Значит, минимум денег есть, а вместо максимума он предпочел литературную славу. Отказ Пастернака от Нобелевской премии тоже лишь рассчитанный, и неплохо рассчитанный, литературный ход. Умер бы Пастернак, любимец всех режимов, от голода? Или с ним что-либо сделали? Отправили бы в лагерь? Исключили бы из Литфонда? Отобрали бы литфондовскую дачу, но осталась бы квартира в Лаврушинском переулке. Высылали Солженицына — ничего, кроме литературной славы и денег, ему это не принесло. Гонорары Солженицына — это одна из составляющих той цены, которую Россия заплатила за перестройку, за разрушение страны и гибель социалистического образа жизни.