О. Петрунина - Румыния и Египет в 1860-1870-е гг. Письма российского дипломата И. И. Лекса к Н. П. Игнатьеву
В связи с быстрым ростом числа православных прихожан начиная с эпохи Мухаммеда Али, это положение становилось все менее терпимым. Стремление египетской Церкви к самостоятельности поощряла Россия, заинтересованная в ослаблении влияния Константинопольского Патриархата, который в это время все более становился выразителем греческих узконациональных, а не вселенских православных интересов.
До своего Патриаршества Никанор в качестве представителя Александрийского Престола много лет провел в России, где зарекомендовал себя как способный администратор. Он много сделал для организации Александрийского подворья в Москве, успешно собирал пожертвования в пользу Патриархии. Предполагалось, что он сумеет также успешно руководить и всей Александрийской Церковью. Но прибыв в Египет, Никанор столкнулся с очень сложной ситуацией. С одной стороны, на Патриархию оказывал давление Константинополь, с другой – греческие общины Египта. Вместо того, чтобы стать союзниками Патриарха в борьбе за реальную независимость Церкви, они преследовали свои собственные интересы, внося в Церковь раздор и нестроения. Этим положением к своей выгоде пытались воспользоваться некоторые представители греческого духовенства, мечтавшие о Патриаршем Престоле. Вскоре Никанор перенес инсульт, последствия которого ставили под вопрос его способность далее управлять Церковью. Никанор назначил местоблюстителя Патриаршего Престола, который должен был затем его занять, а противники Патриарха тут же пустили слух о его слабоумии.
Именно в этот момент И. М. Лекс и прибыл в Египет. От позиции российской дипломатии во многом зависело разрешение создавшейся конфликтной ситуации, судьба Патриарха Никанора и его сторонников, самостоятельность Александрийской Церкви. Но оказалось, что среди российских дипломатов не было единства в этом вопросе. Посол в Константинополе Н. П. Игнатьев был настроен на поддержку партии Никанора, а И. М. Лекс, несмотря на прежнюю дружбу с Игнатьевым, придерживался самостоятельной политической линии, поддержав противников Патриарха. Это не было нарушением субординации, поскольку российские консулы в Османской империи подчинялись не только послу, но и напрямую Азиатскому департаменту[17].
Отсутствие единой политической линии у русских дипломатов делало невозможным выгодное России и, следовательно, Александрийской Церкви разрешение конфликта. И сторонники Патриарха Никанора, и его противники потерпели поражение. Победителем стала третья сторона – Константинопольская Патриархия, вмешательство которой и решило вопрос о новом Александрийском Патриархе. Им надолго стал бывший Константинопольский Патриарх Софроний. Движение Александрийской Церкви на пути к самостоятельности остановилось.
Похожим образом и по тем же причинам обострились отношения между Церковью и мирянами и у армян. Однако такой острой формы, как у греков, этот конфликт не приобрел.
Тема борьбы за Патриарший Престол в Александрийской Церкви был одним из основных в письмах Лекса тех лет. Но с церковными отношениями были связаны и другие проблемы. Прибытие Лекса в Египет произошло в момент очередного обострения синайского вопроса, любопытные подробности которого запечатлены на страницах писем к Н. П. Игнатьеву.
Синайский вопрос представлял собой многовековой спор о том, какой Церкви – Александрийской или Иерусалимской – должен подчиняться монастырь Св. Екатерины на горе Синай и его подворье в Каире. Традиционно Синайский монастырь входил в юрисдикцию Иерусалимской Патриархии, со временем приобрел автономию в ее составе. Настоятель монастыря возводился в сан архиепископа. Однако Александрийские Патриархи были этим недовольны, полагая, что монастырь и, во всяком случае, его подворье находятся на его территории. Многочисленные конфликты между двумя Церквами часто приходилось улаживать при посредничестве Константинопольского Патриарха.
В 1866 г. у братии монастыря возник конфликт со своим настоятелем, в разрешение которого опять была вовлечена Константинопольская Патриархия. В итоге братия избрала нового настоятеля и сумела добиться его официального признания и в Иерусалиме, и в Константинополе[18]. В 1872 г. конфликт вокруг монастырского подворья в каирском квартале Джувания разгорелся с новой силой. На этот раз причиной стали финансовые проблемы: в частности, Синайский монастырь в связи с уменьшением его доходов после конфискации монастырских имений в Румынии отказался платить налог в пользу Александрийского Патриарха.
Переписка И. М. Лекса с Н. П. Игнатьевым практически прекращается к началу русско-турецкой войны 1877–1878 гг.: на время войны Лекс был отозван из Египта, а по ее окончании Игнатьев был уволен в отставку.
Сейчас эти письма интересны нам не только с точки зрения истории российской дипломатии и внешней политики. Из них мы узнаем некоторые подробности об организации польского восстания 1863 г., о создании единого румынского государства в 1860-е гг., убийстве сербского князя Михаила Обреновича в 1868 г., о завершающем этапе строительства Суэцкого канала и его помпезном открытии, общественно-политической жизни Египта в 1860–1870-е гг., его экономике и финансах, об обстановке, в которой проходила отмена ограничительных для России статей Парижского мира 1856 г., завершившего Крымскую войну, о покупке англичанами Суэцкого канала… Лексу довелось общаться с яркими общественными, политическими и военными деятелями: протоиереем М. Ф. Раевским, генералом Р. А. Фадеевым, естествоиспытателем Г. А. Швейнфуртом, нейрофизиологом А. И. Бабухиным. Впечатления от этого общения также нашли отражение на страницах его писем.
Сведения о событиях в Египте и об обстановке, в которой проходила отмена ограничительных для России статей Парижского мира 1856 г., дополняют письма И. М. Лекса его коллеге и начальнику по линии МИД Егору Егоровичу Ковалевскому. Эти письма помещены в конце данной публикации.
Письма И. М. Лекса к Н. П. Игнатьеву
6 июля 1863 – 28 декабря 1879
[19]
Яссы
6 июля 1863 г.
Конфиденциально
Многоуважаемый Николай Павлович.
Я пишу к тебе в первый раз по-приятельски и совершенно конфиденциальным образом для того, чтобы предупредить тебя на случай приезда Гирса[20] в Петербург, который, вероятно, по известной доброте своей будет хвалить тебе Кузу[21], в преданности которого он совершенно уверен, – но я не советую тебе верить в этом случае Николаю Карловичу. Куза человек двуличный, и я имею почти положительные сведения, что он действует не совершенно откровенно в отношении к России: давая, с одной стороны, предписания префектам содействовать нам в прекращении происков поляков[22], с другой стороны, он снабжает их секретными инструкциями, по которым приказывает смотреть сквозь пальцы как на проход инсургентов, так и на провоз оружия и пороха через княжества; эти-то инструкции префекты показывают обыкновенно французским и английским консулам для того, чтобы убедить их в симпатии князя к полякам. Будучи консулом в Галаце[23], я имел несколько раз случай лично убедиться в двуличности князя и вообще местных властей: обыкновенно они на словах обещали мне свое содействие во всем том, что будет касаться до поляков, когда же приходилось до дела, то местные власти старались сделать всегда таким образом, чтобы только вывернуться от моих преследований, например: я уведомляю, что пришел корабль с оружием, – они или посылают его осматривать тогда, когда уже подозрительные ящики выгружены, или смотрят только те ящики, которые им наперед укажут, объявляя потом, что сведения, сообщенные мне, неверны. В случаях же, когда уже никак нельзя было скрыть провоз оружия или пороха, они обыкновенно уверяли, что военные принадлежности эти назначены для местного правительства. В отношении самих поляков префекты тоже стараются всегда каким-нибудь образом надуть нас, говоря, что проезжающие через княжества господа вовсе не поляки, в чем свидетельствуют их иностранные паспорты; нам же всем хорошо известно, как лихо французский и английский агенты выдают паспорты полякам.
Самая отправка войск в отошедшую часть Бессарабии[24] была сделана вовсе не для нас, а только с целью не пропустить революционеров через Прут из боязни, чтобы они не разбрелись по лесам Молдавии и не начали там грабежей. Войскам велено даже по возможности избегать встреч с поляками.
Несмотря на все старания наши, князь уверен, что инсургенты, пробирающиеся в Россию, не имеют ничего общего с здешними революционерами, потому они и действовали все это время так неосторожно; между тем я вперед вижу, что через несколько времени в княжествах будет страшная сумятица, а именно по окончании польской смуты: все тамошние революционеры вернутся сюда и, как народ неспокойный, будут стараться производить здесь беспорядки, что, впрочем, весьма легко, так как в княжествах все недовольны Кузою: с тех пор, как он управляет Молдо-Валахиею, подати страшно увеличились, денег в стране нет, все подорожало, порядочных дорог не только новых не делают, но даже старых не починяют, все доходы идут на войско, которого около тридцати тысяч, – спрашивается, к чему иметь этакую огромную армию государству, которое находится под покровительством всех главных европейских держав. Положение иностранцев в княжествах становится ежедневно невыносимым; ни князь, ни министры не хотят признавать ни капитуляций, ни коммерческих трактатов наших с Турциею; несмотря на все протестации консулов, иностранцам на каждом шагу делают различные шиканы[25]. В недавнее время министерство издало декрет, по которому иностранцы не могут владеть в княжествах никаким недвижимым имуществом, а поэтому те, которые имеют здесь какого-либо рода имение, обязаны сделаться туземцами. В то же самое время министерство обязало иностранцев личною податью, которая уже даже и в Турции более не существует.
