И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд
Разумеется, Вторая мировая война возникла не только в результате честолюбия и жажды власти отдельного лица. Но свободной от вины за эту вторую европейскую катастрофу едва ли была какая-либо держава, ибо все позже участвовавшие в войне государства ранее оказывали более или менее сильное содействие национал-социалистской политике. Однако факт остается фактом: Гитлер сознательно развязал войну против Польши и тем самым вызвал Вторую мировую войну. Поэтому он несет за нее такую ответственность, какая вообще «мыслима в рамках крупных всемирно-политических процессов» (Херцфельд).
Начало Второй мировой войны, вызвавшее у немецкого народа отнюдь не восторг, а скептицизм и мрачные предчувствия, застало вермахт в разгар его строительства. Оно велось очень быстрыми темпами, почти что в спешке, и притом вширь, а потому ему не хватало глубины в области вооружения и кадров. Таким образом, Германия обладала еще далеко не готовым к действию инструментом войны даже при том, что по производству современных видов вооружения она и опережала западные державы. Из требуемого четырехмесячного запаса вооружения всякого рода в наличии имелось в среднем 25 %; боеприпасов для зенитной артиллерии и авиационных бомб хватало всего на три месяца, между тем как запасы горючего из резервов и текущей продукции в лучшем случае покрывали потребности лишь четырех военных месяцев. Генеральный штаб сухопутных войск никаких оперативных приготовлений к наступлению, за исключением касающихся Польши, не предпринял, ибо рассматривал сухопутные войска исключительно как боеспособное средство обороны. Вопреки утверждениям обвинения на Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников (1945–1946), будто германский Генеральный штаб еще до 1939 года разработал планы наступления на западные державы, сегодня твердо установлено: первая директива Главного командования сухопутных войск (ОКХ) о стратегическом сосредоточении и развертывании войск датирована 19 октября 1939 года.
Причем и эту директиву Гитлер руководящим чинам ОКХ навязал. Ведь еще в сентябре он оказался перед выбором: или пренебречь своими последними политическими и только что совершенными военными захватами, или же «окончательно» рассчитаться с западными демократиями, которые, как он позднее заявил генералитету, вот уже несколько десятилетий противодействуют консолидации рейха. Учитывая ту быстроту, с какой блестяще руководимые ОКХ и командованием групп армий германские войска шагали в Польше от успеха к успеху (между тем как Франция, почти бездействуя, отсиживалась за своей линией Ма-жино!), и растущее понимание того факта, что Великобритания, вступив в войну, будет биться до последнего, Гитлер хотел использовать мнимое благоприятствование момента и вынудить противника к решающей битве. При этом проблема нейтралитета не играла для него никакой роли; если Германия победит, никто об этом и не спросит — таков был его аргумент.
Импульсивный и беззастенчивый образ действий, при котором он не считался со взглядами других и оценками положения своими ближайшими военными советниками, привел Гитлера в октябре к поспешному решению: пока он, как казалось, обладает военным превосходством, нужно как можно скорее напасть на западные державы и уничтожить их. Когда Гитлер после так называемого мирного предложения от 6 октября 1939 года приказал ускорить оперативные приготовления к наступлению и, не дожидаясь ответа западных держав на свое предложение, назначил первую дату 25 ноября 1939 года, это вызвало возмущение у командующего группой армий «Ц» генерал-полковника фон Лееба. Он писал в своем дневнике: «[…] все распоряжения […] указывают на то, что это безумное наступление с нарушением нейтралитета Голландии, Бельгии и Люксембурга действительно собираются предпринять. Итак, речь Гитлера в рейхстаге была всего лишь обманом немецкого народа». Не только он и Генеральный штаб сухопутных войск, но и ряд других командующих задействованных на западе армий справедливо сомневались в том, что еще этой же осенью удастся добиться решающей победы; к тому же польская кампания выявила очевидные недостатки сухопутных войск. На различных совещаниях по обсуждению обстановки они неоднократно обращали внимание Гитлера на то, сколь мало германская армия в данный момент по обученности личного состава и по вооружению отвечает высоким требованиям похода на запад. Разумеется, на основе опыта Первой мировой войны они оценивали боеспособность противника, в том числе и французов, очень высоко. Генерал-полковник фон Браухич [главнокомандующий сухопутных войск] попытался в последний раз сделать это в драматической беседе с Гитлером 5 ноября и вместе с начальником своего Генерального штаба генералом Гальде-ром вновь и вновь предпринимал попытки трезво изложить все военные точки зрения и убедить Гитлера использовать любую возможность мира. Это трагическое противоречие (с одной стороны, желание не допустить расширения конфликта и превращения его в новый мировой пожар, а с другой — необходимость со всем профессионализмом двигать вперед приготовления к военной кампании) предъявляло высочайшие требования к их нравственному чувству ответственности и к их солдатскому чувству долга. Всю глубину этого конфликта с собственной совестью может оценить, однако, только тот, кто был вынужден действовать на таком же посту и получил такое же воспитание. Сегодня мы можем только предполагать, в состоянии какой внутренней борьбы находился начальник Генерального штаба сухопутных войск, если он задумывался над тем, не является ли устранение Гитлера единственным выходом из этого запутанного положения. Но он и его единомышленники не решились на этот последний шаг, ибо считали, что такой поступок был бы нарушением традиции, к тому же подходящего преемника нет; кроме того, молодой офицерский корпус, веривший в фюрера, ненадежен, но прежде всего для этого еще не созрело настроение внутри страны.
Но так как Гитлер продолжал форсировать подготовку к наступлению, ОКХ всеми средствами по меньшей мере затягивало переход в это наступление, надеясь тем самым дать место политическому, мирному решению конфликта, который пока еще не разгорелся открыто («сидячая война»). Однако после того, как Гитлер объявил борьбу со всеми «критиканами», у ОКХ остался только один путь: со всей энергией посвятить себя подготовке наступления. Плохая погода, а также неприкрытая оппозиция его планам побудили Гитлера зимой 1939/40 года 20 раз переносить дату начала наступления. Кроме того, разработанная ОКХ по его инициативе директива о стратегическом сосредоточении и развертывании войск не сулила ему большого успеха, а потому он продолжал поиски лучших и более перспективных решений, скорее непреднамеренно, чем умышленно, сам затягивая запланированное наступление!
Тем временем внимание Гитлера приковало к себе положение на севере Европы. Советско-финская зимняя война могла дать западным державам возможность под предлогом военной поддержки Финляндии встать твердой ногой в Норвегии и овладеть шведскими рудными залежами; это означало для Германии опасную угрозу ее флангу. Союзное Верховное Главнокомандование действительно занималось таким планом. Но операция «Везерюбунг» («Везерское учение»), готовившаяся с января 1940 года прежде всего в связи с желанием военно-морского флота заполучить Норвегию в качестве своей оперативной базы, упредила действия союзников всего на несколько часов. 9 апреля 1940 года части германского вермахта заняли Данию и захватили Норвегию; лишь боевые действия по овладению Нарвиком затянулись до начала июня.
Кампания на Западе, начавшаяся 10 мая 1940 года, при благоприятных для Германии предпосылках (крупные пробелы в области вооружения, боевой подготовки личного состава, а также оснащения танками и автомашинами были за время зимы 1939/40 года в значительной мере устранены) никоим образом не была превентивной мерой для защиты от «планомерно готовившегося совместно с бельгийским и нидерландским генеральными штабами продвижения» войск западных союзников в Рурскую область, как то утверждала национал-социалистская пропаганда. Хотя Гитлер и попытался политически оправдать свои действия и переложить ответственность за них на оба нейтральных государства, на самом деле эти действия определялись в первую очередь его собственными стратегическими соображениями. Он явно считал, что военной победой на континенте сможет побудить своего главного врага — Англию принять его условия и, до предела используя все экономические резервы, сумеет быстро закончить войну. Это было второй его военной целью и вместе с тем его первым ложным умозаключением! К тому же осенью 1939 года он еще имел неверные представления о фактической боеспособности германского вермахта и, несмотря на предостережения специалистов, переоценивал собственную вооруженную силу. Этому его свойству будет суждено приобрести роковое значение в другой взаимосвязи с проводимой им войной. Здесь у Гитлера впервые обнаружилось то расхождение между понятиями «хотеть» и «мочь» в военной области, которое постоянно углублялось у него с годами!
