Константин Сапожников - Уго Чавес

В 2.30 верные президенту военные восстановили полный контроль над территорией, примыкающей к дворцу Мирафлорес. Атаки восставших уже не представляли реальной опасности.

В 4.45 к Чавесу в музей приехал в качестве парламентёра генерал Рамон Сантелис. Они беседовали во внутреннем дворе около четверти часа. Чавес всё ещё надеялся на чудо, на массовый переход воинских частей на сторону восставших. Генерал уехал ни с чем. О позиции Чавеса министр обороны Очоа и Сантелис доложили президенту. Сантелис попросил разрешения Переса сделать ещё одну попытку переговоров с Чавесом. По телефону. Разрешение было дано.

После очень краткого разговора Сантелис, не кладя трубки, крикнул: — Сеньор президент, команданте Чавес готов сложить оружие в три часа после полудня! Перес подошёл к столу с телефоном и громким голосом, чтобы было слышно на другом конце линии, сказал: — Передайте этому сеньору, чтобы он сдавался немедленно. В противном случае на рассвете он будет атакован бомбардировщиками.

Также громко, обращаясь к Очоа, президент приказал: — Министр, как можно скорее начинайте атаку на музей.

Для демонстрации полного превосходства был отдан приказ об облётах Военного музея самолётами F-16 и «Туканами». В 5.45 Сантелис снова позвонил Чавесу из кабинета президента: — Какое принято решение? Сдаётесь или нет? — Мой генерал, мы сохраняем контроль над гарнизонами Маракая, Валенсии и Маракайбо.

— Чавес, если вы не сложите оружия, я прикажу начать атаку частями морской пехоты и авиацией. Даю десять минут. У вас нет выбора. Если окажете сопротивление, единственное, чего вы добьётесь, ещё большего кровопролития.

В кабинете президента в это время находились венесуэльский олигарх Густаво Сиснерос и банкир Карлос Бланко, личные друзья Переса. Они попытались прервать беседу министра с Чавесом: — Хватит уговоров! Надо кончать с этим путчистом! 110 Генерал Очоа вспылил: — Прекратите! Не мешайте работать! Министр решил «дожать» Чавеса: — Авиация появится над музеем через несколько минут. Не жертвуйте понапрасну своими солдатами! Безвыходность ситуации становилась Чавесу всё более очевидной. План «Операции Самора» разваливался на глазах. Его позиция в Военном музее стала уязвимой. Бросать на штурм Мирафлореса отряд в сотню парашютистов без танковой поддержки было безумием: морские пехотинцы уже заняли все высоты по периметру дворца. Особую опасность представляли те, что расположились в обсерватории Кахигаль на соседнем холме. Они вели беспокоящий огонь по музею и контролировали подъезды к нему — с авениды Сукре и с Кальварио, ещё одного холма вблизи президентского дворца. В районе Мирафлореса перестрелка затихла. Видимо, генерал Сантелис сказал правду: атака на дворец подавлена. Оборону дворца, конечно, усилили, и если даже удастся прорваться к нему, то большой кровью. Президент Перес выступил по телевидению («всё под контролем»), поэтому ждать спонтанных действий гражданского населения в поддержку их выступления не приходится.

В 6.15 над Военным музеем несколько раз прошли на бреющем полёте два самолёта F-16. Министр обороны, проявляя настойчивость, вновь позвонил Чавесу. За минувшие сутки лидер восстания ни разу не сомкнул глаз, был уставшим и, по некоторым свидетельствам, «деморализованным». После минутного раздумья он всё-таки взял трубку.

Очоа дал Чавесу своё вйдение ситуации в стране. Подчеркнул, что конституционное правительство контролирует положение, а воинские подразделения в Каракасе в большинстве своём сохранили верность президенту. Очоа не стал скрывать, что в Ла-Карлоте продолжаются бои, но дело близится к развязке: — Из-за вашего упрямства гибнут люди, это будет на вашей совести.

После небольшой паузы Чавес ответил: — Мой генерал, дайте мне десять минут на размышление.

— Вы их имеете.

Новый звонок министра прозвучал ровно через десять минут. На этот раз Очоа добился своего.

— Мой генерал, мне нужны гарантии для сдачи.

— Считайте, что вы их получили, и вы, и другие офицеры. Даю вам моё слово.

— Мой генерал, я складываю оружие.

Министр поручил генералу Сантелису перевезти Чавеса из Военного музея в министерство обороны. В 7.00, перед тем как покинуть территорию музея, Чавес обратился к своим парашютистам с прочувствованными словами: «Ваши героические усилия и жертвы не будут напрасными!» Бесформенные кучи оружия — это последнее, что видел Чавес, выезжая вместе с Сантелисом из внутреннего двора музея. Его парашютистам не пришлось понюхать пороха. Может быть, в сложившихся обстоятельствах это не так плохо…

Сантелис внял уговорам Чавеса, заехал с ним в Провиантское управление на авениде Сукре, чтобы он мог проститься с другой группой своего батальона. Там Чавес привёл себя в порядок: принял душ, побрился, сменил форму. Своё оружие — винтовку М-16 и пистолет — он не сдал, но Сантелис знал, чем это вызвано. Ещё в музее Чавесу позвонил кто-то из друзей и предупредил, что на него готовится покушение. Сантелис решил: если Чавесу спокойнее с оружием, пусть так и будет. Он сдаст его в министерстве…

В 9.30 Чавеса провели в кабинет вице-адмирала Даниэльса, который в окружении группы высших офицеров вёл переговоры о капитуляции последних очагов сопротивления. На все усилия договориться об условиях сдачи заговорщики отвечали категорическим отказом. «Родина или смерть!» — кричали они, и это означало: восставшие намерены сражаться до конца. Они не верили, что Чавес сдался. Вновь кто-то предложил начать бомбардировку мятежников. Даниэльс отверг это: нежелательный политический эффект, большие человеческие жертвы, нанесение невосполнимого ущерба военному имуществу.

Из обрывков телефонных разговоров, которые доносились до Чавеса, он понял, что его товарищи в Маракае и Валенсии продолжают обороняться! Чавес предложил вылететь на вертолёте в Маракай, чтобы убедить Хесуса Урданету прекратить сопротивление. Именно за Хесуса он беспокоился больше всего, поскольку помнил его слова, сказанные накануне выступления: «Если нас ждёт неудача, я не сдамся». Урданета был настроен погибнуть с оружием в руках. Он отключил телефонную связь, отказывался принимать парламентёров.

Руководителю заговорщиков вертолёт не предоставили, но идея «показать» Чавеса по телевидению, чтобы он призвал соратников сложить оружие, Даниэльсу понравилась. Он позвонил министру обороны, обрисовал общую, очень нестабильную, ситуацию в стране и предложил использовать Чавеса, чтобы убедить восставших сдаться. Генерал Очоа находился в Мирафлоресе и поспешил к президенту, чтобы получить его санкцию. Перес задумался на две-три минуты и разрешил, но с оговоркой: «Показать по телевидению в записи. Никакого прямого эфира!» Для Даниэльса любое промедление с телетрансляцией было чревато потерей боевых самолётов: базу ВВС «Либертадор» в Маракае окружили танки восставших. Если они прорвутся на её территорию, без бомбёжки не обойтись, и потом, когда всё закончится, ему, Даниэльсу, придётся отвечать за безрассудные решения политиков и военного руководства. Поэтому вице-адмирал, проявляя несговорчивость, сказал министру: — У нас нет времени. Атака на базу вот-вот начнётся, и после первых выстрелов её не остановить.