В Михельсон - Воздушный мост

- Вдоль стены небольшими группами расположились подростки, без которых обычно ни один сход не обходился, - рассказывает М. А. Таиров. - На вид пятнадцатилетние парнишки. Какие только работы не приходилось им выполнять и скот пасти, и за лошадьми досматривать, дрова заготовлять на зиму для скотных дворов. И по дому дел хватало - за отцов и старших братьев оставались. Каждый чувствовал себя хозяином в своем дворе. И на сход они пришли не любопытства ради, а послушать, что скажет ответственный товарищ из Ленинграда. А если задумают обоз снаряжать в Хвойную, то на них могут рассчитывать.

Поближе к столу уселись на деревянных скамейках отцы и деды фронтовиков. Волновался я, как мальчишка.

Пока люди усаживались, переговаривались в ожидании начала собрания, я мысленно повторял слова, с которыми хотел обратиться к собравшимся. Вгляделся при тусклом свете керосиновой лампы в лица людей, вдруг приумолкших, насторожившихся пожилых мужчин, женщин, подростков. Председатель сельсовета рукой дал понять, что собранно начинается, пора кончать разговорчики.

Перед глазами вдруг поплыла картина, увиденная на Комендантском аэродроме. Беспомощные раненые бойцы, которых на носилках переносили из санитарной машины в транспортные самолеты. Отрешенные лица женщин без возраста: голод, болезни, холод превратили за каких-то два-три месяца красивых, полных жизни ленинградок в старух. Глаза ленинградских ребятишек, смотреть в которые не было сил: казалось, они вместили неизмеримую тяжесть страдания огромного города. Сердце переворачивалось при виде этих не по-детски серьезных и печальных глаз.

Я снова огляделся, пристально всматриваясь в лица сельчан, будто шкал среди собравшихся знакомых по довоенным временам. Не дождавшись, пока председатель сельсовета, грузный мужчина в шинели, встанет на своих костылях из-за стола, чтобы предоставить мне слово, заговорил, нарушив напряженную тишину.

Сами собой пришли нужные слова. Представившись как уполномоченный Военного совета Ленинградского фронта по воздушным перевозкам, я говорил о том, что видел на аэродромах, улицах, в домах блокадного Ленинграда. Говорил о беде, постигшей население и защитников города.

Передал просьбу Андрея Александровича Жданова как можно больше продуктов, мяса в первую очередь, перебрасывать в Ленинград по воздушной дороге. В Хвойной ждут продукты летчики транспортной авиации.

Двести тонн мяса - такова суточная норма перевозок, установленная Государственным Комитетом Обороны. И еще сказал Таиров, что самолеты, которые совершают ежедневно героические рейсы в Ленинград, были отозваны с фронтов, где каждая машина - на вес золота, и нельзя допустить, чтобы они улетали в Ленинград полупустыми. Это было бы преступлением перед ленинградцами, перед Родиной, которая в трудный для Ленинграда час без колебаний дала десятки самолетов во имя спасения города.

- Все, кто что может, - Таиров на мгновение прервал речь, посмотрел на примолкших сельчан, - везите, дорогие товарищи, на аэродром в Хвойную. Умирают оказавшиеся в кольце блокады люди, тысячами умирают героические защитники Ленинграда.

Произнес эти слова Таиров и перевел дух. А сам не сводит глаз с лиц собравшихся сельчан. Тишина. Все молчат. "Ну, - подумал он, - плохим ты оказался агитатором, Таиров". Но вдруг он заметил, что женщины, одна, другая, третья, не сговариваясь, утирают слезы. Значит, дошли до сердца его слова. А что не сразу откликнулись, оно и понятно.

До сих пор звучит в ушах Михаила Алексеевича хрипловатый, приглушенный голос пожилого колхозника - инвалида, многодетного отца: "Чего там?! Родные наши русские, советские люди помирают. Да разве ж мы не поможем?"

Выступивший умолк. Дрожащей рукой вынул из ватника платок, утер слезы, виновато повертел головой, стыдясь своей слабости. Потом взял себя в руки, встряхнулся, засунул платок в карман. Повернулся к жене и, словно убеждая ее и всех собравшихся в особой важности принимаемого решения, произнес:

- Завтра, люди добрые, снаряжу розвальни, повезу коровью тушу для ленинградцев...

Сход одобрительно загудел.

- Теплые вещи - шерсть, валенки нужны? - спросила сидевшая рядом сухонькая пожилая женщина.

Так же неожиданно она умолкла. Достала платочек, развернула. А в нем похоронка.

- Прочитай, желанный, - протянула она бумагу Таирову.

Михаил Алексеевич, не скрывая волнение, стал читать вслух: "Ваш сын красноармеец-телефонист Леонтьев Владимир Павлович, уроженец Мошенского района Ленинградской области, рождения 1924 года, в бою за социалистическую Родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, пал смертью храбрых"...

Пока Таиров читал похоронку, в доме стояла мертвая тишина. Потом люди зашевелились, заговорили.

Кто-то подсказал, что эта колхозница проводила на войну еще мужа и второго сына.

Пока участники схода приходили в себя, женщина, немного успокоившись, снова спросила насчет теплых вещей.

- Вдруг и моим, сынку и мужу, что-нибудь попадет, - заключила она.

- Возьмут, мамаша, обязательно все возьмут, - повторил Таиров.

- А туши как везти - целиком или разделанные? - продолжались вопросы.

- С рогами и с копытами везите. Из них тоже студень получается. Кожу сдирать не надо, и она в пищу пойдет.

Приступили к голосованию, больше для порядка. Практически решение было уже принято.

Условились, что санные обозы уйдут уже на другой день, в ночь, чтобы к рассвету загрузить самолеты.

В эти два дня, которые Таиров пробыл в Хвойнинском и Мошенском районах, буквально во всех деревнях восточных районов области прошли сельские собрания с одной и той же повесткой дня: "О сборе продуктов питания от населения в фонд помощи Ленинграду". И хотя случались кое-где досадные просчеты, которые тут же исправлялись, жители с редким единодушием откликнулись на обращенный к ним призыв протянуть руку помощи ленинградцам.

Квитанции, товарищ, не нужны...

А. А. Жданов, выслушав очередной доклад уполномоченного Военного совета Ленинградского фронта по воздушным перевозкам М. А. Таирова о ходе сбора и транспортировки продуктов в Ленинград, о проявлении высокого патриотизма колхозников Мошенского, Хвойнинского, Пестовского, Любытинского, Боровичского и других восточных районов области, попросил передать трудящимся этих районов сердечную благодарность от ленинградцев за помощь. "Ленинград никогда не забудет их подвига", - сказал он.

То раннее ноябрьское утро не изгладится в памяти Таирова. В четыре утра он был уже на ногах. И хотя сельские собрания прошли удачно, все равно сверлила мысль: "А вдруг запоздают мошенские?" Да и за дальние, глубинные хозяйства Пестовского района, например, он не мог твердо поручиться.