Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)

- Так что же будут представлять собой ваши аэросани?

Я попросил листок бумаги и быстро воспроизвел общий вид саней. Объясняя конструкцию, я сообщил, что авторами являются Гусин и Ладошников. Оказалось, Ладошников тоже был известен комиссару.

- Как же, - сказал он. - Ладошников когда-то к нам наведывался.

- К вам? Куда же?

- На занятия одного кружка...

- Какого же?

- Социологического.

- Ну, что касается меня, товарищ Бронников, то я туда был не ходок.

- А теперь как?

- И теперь по этой части ни бум-бум.

Мой строгий собеседник наконец-то рассмеялся. Воодушевившись, я с новым пылом продолжал растолковывать конструкцию и действие аэросаней. Подыскивая красочные и в то же время точные слова, я ощущал, как Бронников все более располагается ко мне. Неожиданно он сказал:

- Очень хорошо, что вы сюда приехали. Правильно выбрали место. Именно здесь вы найдете то, что ищете.

На мгновение я оцепенел. "Найдете то, что ищете". Вот так предсказание! Э, знал бы он, что я собираюсь здесь искать... Однако, ничем себя не выдав, я спокойно выговорил:

- Почему вы так считаете?

Теперь настала очередь Бронникова взять карандаш. На бумаге пролегла железнодорожная линия, по которой двигался сейчас наш поезд. Бронников пометил станции, затем обозначил ряд сел и хуторов, расположенных в степи, в стороне от магистрали. Крупным, разборчивым почерком он надписывал названия населенных пунктов. Это он проделывал с видимым удовольствием, со вкусом. Вообще вся его манера изменилась. Всякие подозрения относительно меня он явно отбросил, смотрел на меня с доверием, разговаривал, как с товарищем.

Вскоре моему взору предстала схематическая карта некоторой части заволжского простора, где мы в данную минуту находились.

Вот Бронников нанес несколько последних точек. Я испытал словно удар тока, когда около одной из них он надписал: "Дубинки". Но этих своих переживаний я, как вы догадываетесь, ничем не проявил.

- Здесь нет сплошного фронта, - сказал Бронников, - железная дорога принадлежит нам. А в степи все перемешано. Некоторые села заняты нами, другие - белыми.

Он стал отмечать, слегка заштриховывать пункты, в которых находились наши части. Я с нетерпением ждал, когда он дойдет до села Дубинки. Вот, наконец! Слава богу, Дубинки в руках Красной Армии!

Бронников объяснил, что против нас здесь действуют главным образом полки Уральского казачьего войска, или, верней, контрреволюционная часть казаков. Они отброшены от железной дороги в степь, но до сих пор обладают преимуществом в коннице. Нередко казаки совершают налеты на то или иное занятое нами поселение, порой даже и на станции. Врагу помогают шпионы-наводчики, которых мы вылавливаем и расстреливаем на месте.

Не скрою, друзья, мне в эту минуту стало несколько не по себе... Расстреливаем на месте. Гм... Вспомнилась едкая, сатанинская усмешка старика. Не повернуть ли во благовремении обратно? Нет, только вперед!

Бронников добавил, что зимой преимущества конницы не так ощутимы: степь устилают глубокие снега, на конях можно передвигаться только по дорогам. Вот тут-то и понадобятся аэросани. Они смогут свободно маневрировать по степи, по ровной зимней глади. Внезапные удары по тылам врага будут иметь огромное значение. Да, да - именно здесь самый подходящий плацдарм для операции аэросаней.

- Очень хорошо, что вы сюда приехали, - еще раз заявил он. - Вам надо встретиться с командованием, увидеть своими глазами местность, обстановку, уяснить наши требования. И, прежде всего, главнейшее из них...

- Какое же?

- Надежность! Надежность конструкции в действии, на ходу... Это главное, чего мы от вас хотим...

Далее комиссар сказал, что маршевая рота выгрузится на станции Шумиха. Мне опять пришлось сделать усилие, чтобы не выдать радостного удивления. Ух, мне потрясающе везет! Шумиха!.. Именно там мне следовало сойти, чтобы попасть в Дубинки.

Бронников посоветовал мне заночевать у коменданта станции, а завтра двинуться в штаб армии.

- Куда же это? - спросил я.

Но именно этого спрашивать не следовало. Тон его сразу стал суховат.

- Вам это скажет комендант. Всего хорошего.

Несколько часов спустя поезд остановился в Шумихе. Едва я распрощался с красноармейцами, своими спутниками по теплушке, мысли мои приняли лишь одно направление. Вперед, за кладом! Мне даже слышался хруст пергамента, упрятанного в боковой карман... Я направился в село, протянувшееся вдоль полотна. Надо было искать оказию на Дубинки. Мне, разумеется, повезло. Длиннейший обоз стоял среди улицы. Красноармейцы-обозники кормили лошадей. На больших прочных повозках лежали снарядные ящики и укрытые брезентом мешки. Я спросил:

- Далеко ли держите путь?

Меня оглядели. На мне были сапоги, кожаная куртка, кожаная кепка, за плечами - армейского типа вещевой мешок. Вид был по тем временам в достаточной степени военный. И уверенный - уверенности, как вы знаете, вашему покорному слуге хватало. Мне ответили, что обоз следует в такое-то село.

- Не через Дубинки ли?

- Да... В Дубинках, должно быть, заночуем...

Я присоединился к обозу. Вскоре мы двинулись. Часа два-три пришлось пошагать рядом с повозками. Солнце уже садилось, когда вдали показалась церковь без креста. Это уже были Дубинки. Неподалеку от церкви, на фоне окрашенного закатом неба, среди вековых дубов, ясно вырисовывался силуэт большого дома с двумя вычурными башенками. Туда я зашагал, ничуть не сомневаясь, что передо мной бывшая барская усадьба, принадлежавшая господам Собакиным. Это подтвердил и встретившийся мне дед. Поправив на седой голове выцветшую казачью фуражку, он прибавил:

- Ныне там, милый человек, ревком.

Отлично! Я пошел быстрей. Вот и усадьба. Пользуясь последним светом угасающего дня, я внимательно оглядел дом. Часть стекол выбита, многие комнаты, как можно было понять, находились в запустении.

Ага, вот, кажется, вход в подвал... Тяжелая, окованная железом дверь распахнута, висит на одной петле. Меня повлекло туда. Дверь, видно, давно не затворялась. Не юркнуть ли по каменным ступенькам вниз? Меня, кажется, никто не заметил. Нет, буду соблюдать осторожность. За кладом пойду ночью.

Ревком расположился на втором этаже. Я поднялся туда, обратился прямо к председателю, коренастому мужчине в папахе, с маузером на боку.

В комнате находилось еще несколько работников ревкома, видимо, жителей села. У стены стояли ружья. Было нетрудно догадаться, что в ревкоме все вооружены.

Я попросил устроить меня переночевать. Мандат и здесь оказал магическое действие. Председатель с готовностью откликнулся, стал обсуждать с товарищами, в какой дом меня направить. Однако я сказал: