Иван Рахилло - Московские встречи

— Камарада республиканес?

В ответ щелкнули затворы — и полное молчание.

Опускаю руку на «тете», мы специально урезали кобуры, чтобы пистолет сразу можно было вырвать. Помолчал и снова кричу:

— Товарищи республиканцы?

— Си!

Свои! Сразу отлегло от сердца. Обрадовался страшно.

— Где ваш штаб?

У меня коробка хороших папирос с собой была, закурили. Я позвонил по телефону в штаб авиации. Там, оказывается, меня уже считали погибшим.

На другой день нас снова вызвали в штаб.

Спасшийся на парашюте немецкий офицер просил показать ему лётчика, сбившего его в ночном бою.

Одетый, как обычно одевались республиканские лётчики, в кожаную короткую куртку на «молнии» — касадора, в лакированных туфлях (которые лётчики предпочитали носить из-за большого удобства — достаточно было притопнуть ногой, как с них сразу слетала серая аэродромная пыль), Анатолий, несмотря на свои широкие плечи, производил впечатление юноши. Войдя в комнату вразвалку и держа руки за спиной, он остановился у двери. Офицер, допрашивавший немца, представил:

— Вот лётчик, сбивший ваш «Юнкерс»!

Немец вскочил, пристукнул каблуками и, выдавив на лице подобие улыбки, полупротянул было руку, надеясь на пожатие. Но Серов не посчитал нужным ответить на жалкий жест ночного пирата, повернулся и вышел из комнаты.

Ночные удары республиканских истребителей быстро отрезвили фашистов. Пыл их заметно поубавился.

На снимке Анатолий со своими друзьями у одного из сбитых вражеских самолётов.

Погиб один из близких друзей Серова, лётчик Финн. Хоронили его поздно, уже смеркалось. По дороге к кладбищу двигалась печальная процессия. Неожиданно над толпой испанцев, откуда-то из темноты, подавляя звуки оркестра, с грозным рёвом вырвался истребитель, резко взмыв над гробом, он ушёл в небо в восходящем штопоре, стреляя одновременно из всех пулеметов. Феерическим карусельным вихрем уносились в вечернюю мглу светящиеся трассы пуль — это Серов отдавал погибшему другу свой прощальный салют.

Московский вечер полон звёзд. У дверей Клуба актеров, в Пименовском, стоит серовская машина. Он с товарищами отмечает своё возвращение на Родину. Кроме самых близких друзей, никто не знает о его подвигах.

Рассказать об этом пока не представляется возможным. Но народ должен знать своих героев…

Всю ночь мучительно ломаю голову, и, наконец, план репортажа придуман.

Родриго Матэо — так называли Серова в Испании его друзья. Что ж, в таком случае устроим им «свидание» — Серову с Матэо.

Пусть они «побеседуют» друг с другом.

Вот он, отрывок из записанного мной репортажа тех лет!

«— Хочешь, поедем со мной к одному лётчику, — приглашает Серов. — Он приехал к нам в Союз на хирургическую операцию. У него повреждена нога. Его зовут Родриго Матэо. Это прославленный лётчик республиканской Испании. Ночной лётчик.

— С удовольствием.

Машина мчится по улице. Серов молча сидит за рулем.

Я предполагал увидеть бледного, измождённого человека, — на подушке лежал здоровый парень с мужественным загаром лица, чем-то похожий на Серова. Левая его нога была забинтована.

Я попросил испанца рассказать несколько эпизодов из его боевой практики.

— Моя специальность — ночные полёты. «Ночной коршун Испании» — называют меня на родине. У нас каждый лётчик имеет какое-нибудь прозвище…

Первый из запомнившихся мне эпизодов произошёл в прошлом году. В то время индивидуальные действия не практиковались. Мы работали группой. Фашисты боятся, когда мы идём на них строем. Но когда эскадрилья расстроена, они немедленно бросаются в атаку.

Шли мы строем. Оглядываюсь я и вижу: в воздухе полный «римский беспорядок». Никакой части, никого нет. Оказывается, фашисты хитро напали на нас с тыла. Я покачал крыльями, смотрю — слева встал один мой товарищ, справа — второй! Оглянулся назад, а у каждого на хвосте сидит «приятель». Я быстро произвёл маневр и вижу: один из моих друзей уже горит, второй — камнем падает вниз. Я остался один, окружённый тринадцатью фашистскими истребителями. Они наседали со всех сторон, некуда было податься. «Каюк, — подумалось мне, — однако задёшево я не продам свою жизнь, гады!»

Я стал маневрировать, вправо, влево, ускользая от них. Надо было удирать. Мой инструктор учил, что из боя всегда нужно выходить кверху на вираже. А моя машина не берёт такого угла. Пришлось уходить на пикировании. За мной следом бросилась четвёрка.

Тут снизу наша зенитка открыла сильный огонь. И они оторвались.

Одного нашего сожгли.

Из этого вывод: если испугался и уходишь без боя, тогда каюк. А не потерялся, ответил на удар ударом — есть шанс остаться живым…

Я наблюдал за Серовым — его лицо было возбуждено, на щёках играли розовые пятна, он живо переживал все события боя.

Матэо просит воды.

— Эпизодов было много… Вот был один красивый момент. Фашистский аэродром находился от нас в сорока километрах. Наша разведка донесла, что на аэродроме находится восемьдесят три самолёта. Я решил захватить их врасплох. Мы взлетели на рассвете. Легли на курс. Домчались быстро. Наше появление было настолько неожиданным, что мы даже захватили на земле готовых к вылету истребителей. Первым я поджёг трехмоторный «Юнкерс». Вслед запылали и другие машины. Мы сделали несколько заходов. Ушли домой благополучно, не потеряв ни одного.

Франко потом на себе волосы рвал. Говорят, расстрелял за это половину руководящего состава.

Серов расспрашивал испанца о самых мельчайших подробностях, восхищаясь мужеством и находчивостью республиканских лётчиков.

В палате зажгли свет. На прощание Матэо рассказал нам ещё один небольшой эпизод.

— Намереваясь отплатить за свои потери, фашисты бросили на наш аэродром группу скоростных бомбардировщиков в сопровождении истребителей. Мы давно поджидали их и успели заблаговременно подняться в воздух. Фашисты шли двумя группами. Я решил атаковать большую. Когда подошёл к ним метров на семьсот, оглянулся — двух моих эскадрилий нет, они уже ввязались в бой со второй группой. Против нашей оставшейся эскадрильи было десять бомбардировщиков и сорок истребителей! Мы с лёту врезались в их строй. Бомбардировщики бросились наутёк, сбрасывая бомбы куда попало. Охранение истребителей ринулось в атаку. Десять против сорока. Гляжу, один из наших пикирует к земле, а к его хвосту присосался фашист и строчит из пулеметов. Бросаюсь к товарищу на выручку. Открываю полный огонь. Подбив машину, фашист хотел было уйти с боевым разворотом, тут я его и настиг. И ухлопал. А наш парень выпрыгнул с парашютом. Четыре фашистских истребителя бросились к нему и расстреляли в воздухе. В живот более десятка пуль всадили. Тут же следом я настиг палачей и отомстил за погибшего товарища. Я уничтожил трёх его убийц. Последний, четвёртый, пытался удрать. У него была пробита водяная система: пар клубом валил из машины. Он хотел было уйти в облака — я как дал из всех четырёх сразу, он испугался и развернул прямо на меня. Тут я его и поймал на длинную очередь. И завалил… Своему обязательно надо помочь, — закончил свой рассказ Матэо, — даже если сам находишься в опасности. Есть взаимная выручка — никакой враг не страшен!