Алан Клейсон - Ринго Старр

«С тех пор как я впервые попал на вечеринку, — вспоминал Ринго, — у меня началась ночная клубная жизнь, которая продолжалась три года подряд».

В оглушающей тьме дискотеки, где больше не было места твисту, Ринго как–то поведал одному корреспонденту из молодежного журнала, что он умеет «танцевать все самые сумасшедшие танцы, даже те, которые еще никто не придумал».

Появившись однажды в компании чернокожей вокалистки из американской группы, которая только что приехала с Ready, Steady, Go! Старр стал выделывать такие танцевальные па, что сразу же завладел вниманием всех присутствующих, которые повытягивали шеи, чтобы увидеть воочию, как Ринго отплясывает Monkey, Banana и еще какие–то танцы, которые не танцевал ни один британец.

В гостиной каждого из битлов в беспорядке навалены обложки от пластинок, а из проигрывателей доносятся звуки современного американского ритм–энд–блюза, более известного как музыка соул. Как и те, кто занимал самые последние места в чартах новых пиратских радиостанций Великобритании, Ринго и Джордж были хорошо знакомы с творчеством таких мастеров соула, как Чак Джексон, «The Marvelettes», Бренда Холлоуэй и «The Soul Sisters», чей последний сингл, «I Can't Stand It», а затем «Every Little Bit Hurts» Бренды Холлоуэй сразу же переиграла бирмингемская «Spencer Davis Group» (с Питом Йорком), которой всегда восхищался Ринго за ее «американское звучание». Тем не менее ему больше нравилась оригинальная версия «Hippy Hippy Shake» Чена Ромеро, чем ее более жесткая переработка в исполнении «The Swinging Blue Jeans».

«Нашу музыку мы позаимствовали у негров, — теоретизировал Старр. — Девяносто процентов моей любимой музыки написано «цветными» музыкантами».

Да и кто мог возразить ему, когда он покупал сразу по две пластинки «A little More Love», «The Miracles», «I've Been Good to You» Кима Уэстона, «Fingertips» маленького Стиви Уандера и — более знакомую большинству соотечественников Ринго — «Where Did Your Love Go» группы «The Supremes». Если его спрашивали об оставшихся десяти процентах, он неизменно отвечал: «Я с большим удовольствием слушаю старый добрый кантри–энд–вестерн», отдавая предпочтение Баку Оуэнсу и Роджеру Миллеру. Покупая записи музыкантов вроде Вуди Гатри и раннего Боба Дилана, Старр демонстрировал свое увлечение современным течением американского фолка, в котором собственные сочинения его носителей сочетались с элементами народной музыки. Когда во время шоу Juke Box Jury на Би–би–си Ринго попросили прокомментировать сладкую любовную балладу Бобби Винтона «There I've Said It Again», тот высказался в своем духе:

«Идеальная вещица, когда ты спишь темной ночью, и желательно не один».

Морин Кокс, которая старалась выкроить для Ринго каждую свободную от работы минуту, была отнюдь не единственной девушкой в его жизни, если верить «друзьям» и слухам, коих в прессе публиковалось великое множество. У нее не вызывали опасения наиболее фанатичные из его поклонниц вроде той сумасшедшей из Хайтона, чьи родители были вынуждены поместить в местной газете объявление о том, что их дочь вопреки сплетням вовсе не собирается выходить замуж за Ринго Старра. Однако слухи о том, что Ринго проводил ночи в компании многочисленных «пташек», подтверждали свидетельства очевидцев; это и неудивительно, ведь в клубах вроде Ad–Lib и Scotch количество девушек чуть ли не в пять раз превышало количество молодых людей. Болтливая модель по имени Вики Ходж не скрывала своих похождений с Ринго Старром (а также Юлом Бриннером и фотографом светской хроники Дэвидом Бэйли) — уже много лет спустя она опубликовала эту историю в журнале News of the World и посылала Ричи воздушные поцелуи на глазах у всех.

Как казалось самому Ричи, он всегда оставался верен Мо, в том смысле что во время эпизодических романтических приключений он в душе хранил преданность той, которая «в тот самый миг, когда мы встречаемся, знает, что со мной не так, знает, что с этим делать, и вот уже через минуту я снова счастлив». Если бы Ричи это было настолько необходимо, ему не нужно было уходить далеко от Уэддон–хауса, чтобы встретиться со «всем этим сбродом. Там полно шлюшек и эксгибиционистов, которые просто–таки преследуют тебя по пятам, орут под окнами день и ночь, звонят в дверь и все в таком духе. Если я выхожу из машины и отказываюсь давать им автографы, они выкрикивают мне в лицо матерные слова, и все вокруг это слышат. Я от всего этого не в восторге». Другим жильцам тоже не пришлось по вкусу то, что битловские фанаты размалевывают стены их домов похабными граффити.

Одна или две подобные надписи довольно резко прошлись по гомосексуальности Брайана Эпштейна, что не могло не отразиться на Ринго. Конечно, Вики Ходж всегда могла остаться на завтрак, тем самым обеспечив ему «алиби», но «меня уже пару раз обозвали педиком, так что мне бесполезно кому–то что–то доказывать». Подливало масла в огонь то, что «The Beatles» время от времени без всяких задних мыслей (простите за каламбур) приходили на чисто мужские вечеринки к Брайану на Уилльям–мьюз, вопреки опасениям, что они могут догадаться о его намерениях. Ребята и так все прекрасно знали.

Морин никогда не сомневалась в его гетеросексуальности, но временами ее почти фанатичная преданность оборачивалась против нее. Находясь в том возрасте, когда поп–звезда должен оставаться холостым, чтобы быть «доступным» поклонницам, Ринго получал указания «делать вид, что я не знаю Морин и что у меня нет любимой девушки. Представляете, каково ей было узнавать из газет, что я не знаю никого по имени Морин Кокс?». Эти ревнивые ливерпульские фанатки уже однажды заставили ее, «официальную» девушку Ринго, бросить работу в парикмахерской, не говоря уже о клиентах, которые бросали на нее не самые дружелюбные взгляды и даже пригрозили расправиться с ней, если она не отстанет от Ринго. Однажды, когда Морин сидела в машине недалеко от концертного зала в Уэст–Дерби и ждала Ринго после концерта, одна из девиц просунула в окно руку с длинными лакированными ногтями и, разразившись ругательствами, вцепилась ей в лицо. К счастью, Мо успела поднять стекло.

Несмотря на подобные инциденты, Морин все еще не спешила переезжать в Лондон, представляя, что подумают ее родители о своей дочери, которая живет во грехе. Если же родители начинали доставать ее расспросами о Ринго, она отвечала, что они — просто «хорошие друзья». Для разнообразия Мо могла сказать, что работает «личным секретарем» Ринго, так как основным занятием Мо, когда она не видела Ричи, было разбирать тонны корреспонденции на Эдмирал–гроув, с которой Элси уже не справлялась; кроме обычных писем, Старру могли прислать его портрет в полный рост или (как–то он сказал, что ему нравится научная фантастика) бандероль, полную книг. Придя с работы, Хэрри отвечал на письма, и два раза в неделю Фреда Келли из северного отдела фэн–клуба «The Beatles» отвозила их на почту, проставить штампы. На Эдмирал–гроув часто звонили поклонники, по одному или группами; как–то раз к дому подошла толпа из двухсот человек. Удостоверившись, что Ринго действительно нет внутри, орава исчезла в мгновение ока, оставив на крыльце изумленного Хэрри.