Герберт Вернер - Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945

Путь нам освещало солнце, но своенравный ветер дул в фиорде со скоростью 60 миль в час. У выхода из фиорда открытое море выглядело как гигантский водяной вал. Чтобы сохранить антенну нашего радара, я укрыл её под обшивку лёгкого корпуса на мостике. Один из матросов постоянно вращал антенну, представлявшую собой массивный деревянный крест с закреплёнными кабелями. Мы называли эту конструкцию «бискайский крест» по имени места, где наши подлодки впервые применили её.

Когда мы оставили за кормой фиорд Бергена, океан подверг лодку суровому испытанию. Но серьёзно пострадал только «бискайский крест». Я спустил сломанную деревянную конструкцию в рубку и приказал срочно отремонтировать её. Несколько часов мы шли без предупреждения об опасности, противник мог легко запеленговать нас, прежде чем мы узнали бы о его появлении. К счастью, видимость была великолепной и наблюдение за небом не составляло проблем.

«У-230» следовала на северо-запад в пролив между Шетландскими и Фарерскими островами. Мы полагали, что англичане ждут нашего появления там: во враждебно настроенной к нам Норвегии визит подлодки не мог остаться в секрете. Однако в первый день похода не было замечено ни единого самолёта противника. Когда «У-230» вошла в опасную зону, штормящее море окутала тьма. Был восстановлен «бискайский крест», ставший мощным подспорьем для предупреждения атак с воздуха.

В 2.20 оператор радара обнаружил цель. Об этом просигналил радиолокатор. Радист доложил:

– Радиолокационный контакт, громкость два, быстро усиливается.

Зигман спрыгнул с койки и бросился в помещение центрального поста. Оттуда он скомандовал на мостик:

– Убрать крест! Тревога!

Двигатели увеличили обороты. Крест упал в помещение центрального поста, на него свалились один за другим вахтенные, окончательно разрушив конструкцию. Лодка зарылась носом в воду и через 20 секунд погрузилась в неё полностью. За 30 секунд стрелка глубиномера переместилась на деление 40 метров, однако корма всё ещё находилась близко к поверхности. Через 50 секунд жужжание электромотора заглушили четыре мощных разрыва за кормой. «У-230» потрясли мощные толчки. Лодка погрузилась с сильным дифферентом на нос. Затем она метнулась на глубину, швырнув часть экипажа на плиты палубы и ударив тех, у кого были замедленные рефлексы, о переборки.

Фридрих прекратил погружение на глубине 125 метров. Многие члены экипажа выглядели неважно. Для них это была первая бомбардировка. Однако «У-230» выдержала первое испытание и оставалась на ходу. В 4.30 мы всплыли. Вокруг расстилалось пустынное море, миролюбиво мерцавшее при лунном свете. Наш «бискайский крест» с трудом, но починили. Один из вахтенных вращал хрупкую конструкцию, пока радист, находившийся в корпусе лодки, напряжённо слушал.

В эту ночь мы ещё раз совершили срочное погружение, а на следующий день пришлось опускаться в море четыре раза. Самолёты сбрасывали на нас кассеты глубинных бомб. Мы вынуждены были постоянно ожидать угрозы с воздуха и всё время пристально следили за небом. В период между атаками лодка прошла пролив между двумя архипелагами, оставив опасную зону далеко позади.

Бурным морем мы вышли к заданной точке в 600 милях к востоку от Ньюфаундленда. Обстановка внутри лодки осложнилась. В ногах плескалась морская вода, проникшая в корпус сквозь открытый рубочный люк. Высокая влажность приводила к порче продовольствия, вызывала дряблость кожи и размягчала навигационные карты. Невыносимый запах стоял в подлодке. Он шёл от солярки, которую мы загрузили про запас в днище, и пропитал всю нашу одежду, да и пищу, которая имела теперь привкус машинного масла. Постоянная качка оказалась непосильным испытанием для тех, кто не привык к штормам Атлантики и не обладал крепким желудком. У многих подводников пропал аппетит. Оставалась лишь небольшая группа здоровых людей, способных питаться яйцами из четырёх бочек, пока они не успели ещё испортиться. Чтобы помочь им, я поглощал яйца целый день в разных видах: сырыми перед вахтой на мостике, в виде яичницы после вахты, варенными без скорлупы или вкрутую на завтрак и обед и всмятку, когда было желание съесть их больше нормы.

Теперь мы боролись с февральскими штормами, самыми свирепыми в зимние месяцы. Море кипело, пенилось и бурлило. Порывы сильного ветра гнали волны одну за другой через Атлантику с запада на восток. «У-230» с трудом пробивалась через мощные водовороты, преодолевая гигантские гребни волн. Одна морская лавина бросала лодку вверх, другая опускала вниз, третья накрывала её тоннами воды. Злобные ветры, завывавшие самым высоким дискантом и рокотавшие тяжёлым басом, дули над клокочущим морем со скоростью 150 миль в час. Стоя на вахте, мы с трудом выдерживали хлёсткие удары снежной крупы, града, ледяных брызг. Они били в наши резиновые водолазные костюмы, секли как бритва лицо, угрожали сорвать защитные очки. Лишь стальной пояс позволял нам удерживаться на лодке и сохранить жизнь. Внутри прыгающей стальной скорлупки сильная качка швыряла нас на палубу, вертела и крутила, как марионеток. И всё же мы умудрились преодолеть яростный ветер и бурное море и прибыли в заданный квадрат.

С тех пор как я в последний раз принял участие в боевых действиях, их масштабы резко возросли. Наши подлодки больше не уходили в одиночное плавание или небольшими «волчьими стаями» по 3-4 единицы. Теперь мы патрулировали Северную Атлантику бригадами по 20-40 единиц, покрывая обширные районы с математической точностью и под контролем штаба. Приблизительно 100 из 250 действующих подлодок флота сейчас крейсировали водах семи морей. В нашей большой бригаде «У-230» несла патрульную службу на крайнем севере. Дважды за 10 дней мы выходили по приказам штаба на поиск предполагаемого конвоя. Снежные завесы ограничили видимость в лучшем случае до одной мили. У нас были минимальные шансы обнаружить конвой. Тем не менее нам сопутствовала удача.

Я только что освободился от вахты и сливал литры солёной воды со своего водонепроницаемого костюма, когда капитан просунул голову в помещение центрального поста. Его румяное лицо, обрамлённое снизу рыжей бородой, а также белые зубы сияли.

– Старпом, повоюем немножко, – сказал он мне. – Одна из наших лодок сообщила, что обнаружила конвой. Оба двигателя – полный вперёд!

Новость быстро распространилась по кораблю. Я развесил своё мокрое нижнее бельё в кормовом торпедном отсеке, пробежал голым к своей койке и надел сухую смену. После этого присоединился к участникам небольшого совещания в капитанском углу. Мы склонились над размякшей картой, на которой Прагер отметил исходя из радиосообщений маршрут конвоя. И хотя погода была не очень благоприятной, мы выработали наиболее перспективный план атаки противника.