Сергей Шингарев - "Чатос" идут в атаку

Начались шумные поздравления. Из-за стола вышел Рыцарев. Подойдя к девушке, он поклонился.

— Бриндемос пор вуестра салут! Пьем за ваше здоровье! — громко сказал Александр.

Подняв над головой бокал искристого вина, девушка сделала реверанс…

Когда ужин подходил уже к концу, Антонов постучал вилкой о край тарелки:

— Внимание! Сегодня у нас есть еще один именинник. Но только, тезка, не проси, чтобы я тебя поцеловал. Пустьлучше Сильвия сделает это еще раз, — подмигнул он Степанову.

Услышав постукивание о тарелку и свое имя, Сильвия, почти не понимавшая по-русски, подумала, что камарада Антонио просит добавочную порцию. Скользнув за перегородку, она поставила перед ним полную тарелку жареного картофеля с большим куском баранины:

— Сирбасэ устэ! Угощайтесь, пожалуйста!

— Это тебе вместо второго поцелуя, — поддел Антонова Якушин.

Палатка наполнилась дружным смехом.

— Слушать будете? — с трудом остановил развеселившихся летчиков Антонов.

Дальше Степанов узнал о прошедшем бое такие подробности, которых он и не подозревал. Очень образно пересказал Антонов все мучения Евгения с «дорнье». Рассказал так, будто сам сидел в кабине его истребителя. В некоторых местах рассказа кто-то из летчиков вставлял замечание или отпускал острое словцо.

К Евгению наклонился Серов:

— Не обижаешься?

— Нисколько. Даже интересно.

— Если так, то хорошо. Да, а ты поблагодарил летчика, который снял «фиата» с твоего хвоста?

— До сих пор не знаю, кто это был. Думал, мой спаситель сам объявится.

Серов укоризненно покачал головой и глазами показал на Антонова.

Выйдя из столовой, добровольцы небольшими группами медленно двинулись к белевшему в темноте зданию общежития. Прохладный ветер шелестел листьями деревьев. В небе громоздились темные облака. Ярко вспыхнула молния, за горами раздались раскаты грома.

— Всегда так. Погрохочет-погрохочет, а дождя нет. Удивительно здесь природа устроена, — сказал шедший рядом со Степановым Антонов.

— Нам еще привыкать и привыкать к Испании. А хорош, значит, я был, если со стороны посмотреть, — проговорил Степанов, все еще находившийся под впечатлением только что прошедшего разговора.

— Ты все об этом? Думаешь, мы в первых боях выглядели лучше? Уверяю — нет. Но первый бой, в особенности первый сбитый самолет, многому учит.

— Знаешь, у меня до сих пор перед глазами этот «дорнье» крутится…

— Знакомое чувство. Ты хоть сегодня ужинал с аппетитом. А я как сбил первого фашиста, так о еде и сне забыл. От радости носился по аэродрому и хвастал. Еременко это надоело. Вызвал к себе и сказал: «Не перестанешь бегать по стоянкам и приставать ко всем со своим «юнкерсом» — отправлю заведовать хозяйственной частью вместо Альфонсо. Там и наговоришься».

Помолчали.

— Хочу поблагодарить тебя, Антонио, — решился наконец Степанов.

— За что? — удивился тот.

— Извини, что поздно. Ведь это ты срезал «фиата»?

— Пустяки…

Евгений крепко сжал руку товарища.

Не раз после этого памятного дня Степанов поднимался в огненное небо войны. Испания, Монголия, Западная Белоруссия, Карельский перешеек, небо Москвы… В неравном бою сбивал врагов. Видел гибель друзей. Сам, израненный, покидал горящую машину. Но первый сбитый над Сарагосой фашистский «дорнье» запомнился навсегда…

Утром истребитель сверкал свежей краской, и, только присмотревшись, можно было обнаружить аккуратно поставленные заплаты. «Молодец Энрике! Отличная работа». И тут Степанов увидел завернувшегося в моторный чехол крепко спящего механика — видимо, тот всю ночь не отходил от самолета.

Евгений присел на ящик, стоящий у истребителя. Вынул из планшета блокнот и начал быстро наносить карандашом на бумагу свой «чато», здания Сарагосы, горящий фашистский бомбардировщик. Он хотел зарисовать финал вчерашнего боя.

Подошли Антонов и Аделина. Командир звена придирчиво осмотрел самолет. Удовлетворенно сказал:

— Золотые руки у твоего механика. Потом заглянул в блокнот Степанова.

— А похоже, — удивленно протянул он. — На память Сильвии за вчерашний поцелуй?

— Нет, для себя.

Голоса разбудили механика.

— Вылазь, Энрике, из своей спальни, — засмеялся Антонов. — Нагрузил тебя новый командир работой?

Энрике Гомес, с осени тридцать шестого года работавший с советскими летчиками, все еще с трудом изъяснялся по-русски. Ему на помощь пришла Аделина.

— Не страшно, камарада Антонио. Эта машина живучая. Помните, в каком виде ее из-под Мадрида привезли?

— Как не помнить, — откликнулся Антонов и, обернувшись к Степанову, объяснил: — На твоем «чато» раньше Миша Петров летал. Горел он над Мадридом…

С волнением выслушал Степанов рассказ о посадке на нейтральной полосе, о спасении советского летчика республиканскими бойцами, о том, как Рыцарев и Энрике с помощью солдат из-под носа марокканцев вытащили обгоревший истребитель и через несколько дней восстановили его. Узнал Евгений и о том, что Еременко, веря в возвращение Петрова, долго не разрешал никому летать на его самолете.

Пока Антонов говорил, Энрике печально качал головой. Потом сказал:

— Несколько раз я ездил к Михио. А он все улыбался: «Мы с тобой еще повоюем, Энрике». Но мой командир так и не вернулся. Ожоги оказались очень тяжелыми. Его отправили в Валенсию, а потом в Советский Союз…

Евгений положил руку на плечо испанца:

— Не знал, что летаю на таком истребителе…

— Женя, покажи ему рисунок, — попросила Аделина. Евгений вынул из планшета блокнот. Энрике с интересом рассматривал карандашный набросок: «чато» в развороте, ниже — падающий «дорнье».

— Вот так мы с тобой фашиста завалили, Энрике! Испанец смутился, но видно было, что слова Степанова ему понравились.

— Камарада Эухенио, подарите мне ваш рисунок, — попросил он.

Степанов вырвал из блокнота листок. В углу сделал надпись: «Моему испанскому другу Энрике Гомесу в память о первом сбитом нами фашисте».

— Мучас грасьяс! Большое спасибо! Бережно сложив рисунок, Энрике засунул его в карман комбинезона.

В дальнем конце аэродрома заработали моторы истребителей. Антонов взглянул на часы:

— И нам пора.

В воздух взвилась сигнальная ракета. Евгений быстро надел парашют, застегнул шлем.

— К запуску, Энрике!

— По-испански это будет «эн марча», — подсказала Аделина.

— Эн марча, — повторил Степанов.

— Я готов, мой командир! — ответил Энрике.

Крылья Астурии

Над Альберисией медленно вставал рассвет. С севера, со стороны залива, появились темные дождевые облака, а над ребристой грядой Кантабрийских гор протянулась розовая полоска зари.