Юрий Сушко - Подруги Высоцкого

Каждый дубль – новый вариант. Даже очень внимательный оператор Геннадий Карюк иногда просто не мог сориентироваться и выпускал его из кадра. Они с Кирой были прекрасной актерской парой, играли в одном и том же натурально-ярком ключе, много импровизировали. Я часто не имел представления, где сказать «стоп». Если бы даже это была моя картина, я бы и то сомневался… А тут чужая: кто его знает, что имеет в виду хозяйка фильма…»

Карюк тоже не имел ни малейших претензий к исполнителю главной роли: «Володя удивительно чувствовал свет, камеру, ракурс – все чувствовал, все знал. Он кинематографист по своей сути. Для себя считал, чтобы камера была чуть ниже и левее относительно его, а свет должен падать справа сверху. И куда бы камера ни двигалась, Володя всегда оказывался в том ракурсе, который считал для себя наиболее выигрышным…

Двигался красиво, естественно. В тот период он ходил с тростью, очень органично и красиво ею пользовался. Ловко повернувшись вокруг своей оси, останавливал взгляд на собеседнике – слегка сверху с прищуром и с улыбкой на губах. И от этого сложного и в то же время простого по естеству движения он мне никогда не казался малорослым…»

От зоркого ока оператора не ускользало: «Это был праздник не только для нас, но и для самого Владимира Высоцкого. Встреча с Кирой Муратовой не прошла зря. Когда два таких ярких художника сотрудничают, возникает нечто большее».

Да и сама Кира Георгиевна как-то беспечно обмолвилась: «Сложно, очень сложно не влюбиться. Он замечательно поет, очень обаятельный, и нужно очень сильно держать себя в руках…»

Но вот беда: рабочий график Высоцкого был перегружен. В экспедицию он приезжал на день-два. После спектакля, авиаперелета, каких-то параллельных досъемок у Станислава Говорухина в «Вертикали» он появлялся измученный, усталый, но в кадре мгновенно преображался: был до предела собран и в то же время раскован. «Порой мне казалось, – говорил Карюк, – что я читаю его мысли: успевает или нет он на очередной рейс. И, видимо, иногда тень этой мысли ложилась на его лицо, но он был живой в кадре и в жизни».

Впрочем, Муратова, как могла, его защищала: «Он очень быстро снимался, был удобным партнером во всех отношениях… Поэтому сложностей вообще не было, кроме тех, которые всегда существуют, когда ты снимаешь театрального актера, – на спектакль, со спектакля. Но это от него не зависело…»

Тем более что в горячие съемочные дни «хозяйка картины» и сама выглядела не ахти. В киногруппе уже никто не обращал внимания на ее чрезмерную импульсивность, болезненную худобу, резко почерневшее лицо, бесконечные сигаретки, севший голос и нервы, нервы, нервы… Ей все никак не давался один каверзный эпизод:

«Уши, волосы и нос – это все я знаю. А вот тебя я не знаю совсем», – говорит Максиму Валентина Ивановна. Образ Максима, существующий в ее сознании, никак не может совпасть с тем реальным человеком, которого она видит перед собой. Ей нужно постичь нечто незавершенное, чем на самом деле является ее Максим. Она гладит его лицо, уши, волосы, нос, но боится… Доверяет только собственным глазам. «Ты, Валя, – книжная женщина», – грустно отвечает женщине Максим».

Но вот однажды Высоцкий буквально потряс всю съемочную группу. К студии подкатило такси. Вышел Владимир, подал руку своей спутнице – и из машины появилась… Марина Влади!.. Все онемели и замерли, словно солдаты из роты почетного караула на летном поле, приветствующие генерала де Голля…

«Киру Муратову я очень уважаю и люблю, – не раз публично признавался Высоцкий, рассказывая о своей работе в кино. – Она прекрасный режиссер, очень талантливый человек. Я очень хорошо к ней отношусь… и с удовольствием бы еще снимался… К сожалению, эта картина («Короткие встречи») шла не очень широко, ей дали только третью категорию. Это, пожалуй, самая серьезная моя работа. В ней то, что я в этой жизни люблю. Люблю своего героя, который с прекрасного, обеспеченного места в управлении ушел заниматься тем, чем ему положено. Он геолог и пошел в поисковую партию, в трудные условия, на многие месяцы, несмотря на то, что у него дома от этого всем плохо. Он решил заниматься тем, чем должен заниматься человек. Я с ним солидарен: считаю, что всегда нужно делать более интересную работу, даже если это менее выгодно. Поэтому эту роль я играл с удовольствием…

Он по полгода не бывает дома, этот парень. У него дома неприятности, жена… Она говорит: «Останься со мной!» Он: «Поедем со мной!» Она: «Останься со мной!»… Ну, в общем, они… поссорились. А он встречает девушку где-то там, во время своих геологических скитаний, и вот такая вот сложная ситуация… И чем-то это мне напоминало нашу актерскую судьбу. Ну не потому, что у нас где-то девушка там, в наших скитаниях, а просто вот по настроению… Мне тоже дома говорят: «Вот куда ты все время ездишь?! Что ты там делаешь?..»

Кстати, Кира Муратова жизнеподобный кинематограф снимает, даже не жизнеподобный, а просто почти что хронику. И хотя идет от актера, она пользуется всевозможными пластическими приспособлениями и просит актеров, чтобы они это делали, и делает сама то же и как режиссер, и как актриса. Она очень чувствует пластику. Примеров этому в фильме много. Есть, например, абсолютно немые планы, всевозможные проходы, круговые выходы наших героев на камеру. Но если бы Муратовой сказали, что она требует пластической выразительности в кадре от актеров и от себя, то она бы очень удивилась. Она, наверное, это по-другому называет, просто выразительностью…»

Высоцкий не знал, а Муратова тогда еще просто никому не признавалась, что мечтает снимать немое кино. И даже будучи автором полутора десятков фильмов, все еще по-прежнему сожалела: «Пока не получается. Я не нахожу подходящего сценария. Я очень люблю пантомиму, Чарли Чаплина, который ничего не говорил. У него все просто и гениально…»

Конечно, «Короткие встречи» не запрещали. К тому времени уже осваивалась новая тактика, которая в будущем получила самое широкое распространение: к чему, собственно, что-то запрещать, «не пущать»? Никому не нужны лишние разговоры, сполохи скандалов. Ведь можно формально разрешить фильм к показу, отпечатать некоторое количество копий, а что там дальше – есть фильм в прокате, нет фильма в прокате – вопрос, так сказать, уже технический. Или коммерческий: что поделать, не идет зритель…

Так произошло и с фильмом Муратовой.

Фильм был принят, но действительно получил лишь третью прокатную категорию, следовательно, минимальное количество копий, несколько более-менее положительных отзывов и лавину ругательных рецензий. Основным объектом критики стал «персонаж с гитарой, напевающий какие-то незапоминающиеся песенки, который совершенно не способствует прояснению идеи фильма…».