Хайнц Шаффер - U-Boat 977. Воспоминания капитана немецкой субмарины, последнего убежища Адольфа Гитлера

Конечно, на шнорке была антенна поиска радара, она, правда, устарела и не могла улавливать волны разной длины. В течение последних месяцев войны наша промышленность сильно пострадала от воздушных налетов и ее развитие замедлилось. В это время союзники могли успеть что-то изобрести и применять теперь новые устройства. Но в любом случае перископ был необходим, поскольку никакое техническое усовершенствование не может заменить человеческий глаз.

К несчастью для нас, в этих северных водах никогда не бывает по-настоящему темно. Нас могли заметить по шлейфу дыма от шнорка, а мы не знали, насколько надо этот дым регулировать, и, не имея перископа, не могли видеть его. Когда темно, это не особенно важно, потому что дым не так легко заметен, но, когда светло, он выдает вас за мили, В свое время именно дым выдал нам немало кораблей, и мы их потопили. Если какой-нибудь корабль или самолет приблизится к нам, не используя радар, чтобы наш поисковый приемник мог уловить его, мы ничего не будем знать об этом. Проходящий мимо военный корабль может даже поймать нас, накинув на шнорк лассо. Мы были как слепой в лесу, полном диких зверей. Он ищет дорогу, надеясь только на помощь слуха и на звериное рычание.

Кроме того, шум дизелей под водой не давал возможности использовать гидрофон, и мы потеряли последнее средство узнавать, не пытаются ли вражеские корабли обнаружить нас с помощью радара. Практически каждый корабль, появившийся в этих водах, был военным, и мы знали, насколько внимателен противник к тем подступам, через которые подлодка должна пройти, чтобы попасть в Атлантику. Они имели шанс поймать нас в самых узких местах раньше, чем мы выйдем в открытое море.

Казалось, мы в центре вражеской блокады. Когда бы мы ни включали наш поисковый передатчик, со шнорком или без него, мы сразу слышали тупое гудение передатчика радара, сначала нараставшее, потом замиравшее вдали. Наши сигнальные лампочки мигали зеленым светом, сначала резким, потом более слабым. Противник старался уловить немецкое судно, установив антенну на непрерывное круговое вращение, и, когда волны от передатчика радара сталкивались с отражением от нашей антенны, поднятой на шнорке, мы ясно видели реакцию. Опытный радист иногда может даже сказать, пойман ли его корабль радаром или нет. Самое умное для нас – убрать шнорк и погрузиться поглубже, что мы сначала и делали. Но в результате нам всегда не хватало времени, чтобы зарядить батареи. И не только это. Пока мы шли под водой, то все время использовали ток, а значит, что на перезарядку нам теперь требовалось не три часа, а шесть. К тому времени уже начинался рассвет. С этими заботами и с постоянным ожиданием бомб мы чувствовали себя как на вулкане. Так проходили день за днем, всегда в темноте, поскольку мы не тратили тока на освещение внизу и никогда не видели солнечного света, не осмеливаясь подняться на поверхность. В свободные минуты мы всегда думали о том, когда мы снова сможем использовать шнорк, и всегда боялись, что он вдруг да и не заработает. Мы слишком хорошо осознавали, что подлодки старого типа, как наша, почти никогда не возвращалась, даже если они снабжались шнорком и имели исправные перископы.

Эта агония неизвестности продолжалась целых пять дней. Британская пресса недавно определила срок жизни для подлодок всего в 40 дней, и мы знали, что это справедливо. 40 дней было щедростью. Мы уже плавали восемь дней, оставалось еще 32. Конечно, вовсе не обязательно, что их будет 32. Это может случиться сегодня или завтра, хотя мы надеялись на лучшее. Пока мы ощупью ползли со шнорком, младший вахтенный принес сообщение из штаба, в котором говорилось примерно следующее: «Всем подводникам. В течение пяти лет вы храбро сражались на всех семи морях. Вы можете гордиться вашими достижениями. Вы совершили такие подвиги, равных которым никогда не было раньше и не будет в будущем. Вы создавали историю. Однако, несмотря на все, что вы вынесли, худшее еще впереди. Завтра мы сдадимся, и с завтрашнего дня вы будете получать приказы от союзного командования».

Мы не услышали имени говорящего, потому что антенна, установленная на шнорке, отказала как раз перед этим. Кто был этот человек? Определенно не Дениц, после всех его прекрасных слов. Нет, это, вероятно, ловушка противника. Они могли расшифровать наш код и выяснить длину волны. Я обсудил это событие с моими офицерами. Казалось, не могло быть и речи, чтобы Дениц, став главой государства, мог согласиться на безоговорочную капитуляцию. Что он сказал, когда мы видели его в последний раз? «Мы будем сражаться до последнего человека. Мы никогда, никогда не сдадимся». Я допускал, что союзники могли сломить наше сопротивление, поскольку они имели подавляющее количественное превосходство в последние несколько дней. Но я не мог даже подумать, что наши собственные руководители пали настолько низко, чтобы послать официальный приказ о сдаче. Я пошел в свою каюту подумать обо всем в одиночестве. Я знал, что должен принять решение, но находился в полном смятении.

На следующий день мы приняли еще одно сообщение, и я снова подумал, что это хитрости противника. Оно было абсолютно несовместимо со взглядами и настроениями наших руководителей и полностью расходилось с последним полученным нами приказом. Наконец пришла третья радиограмма: всем подлодкам в море подняться на поверхность, сложить оружие и поднять синий или белый флаг. Это сообщение исходило от союзной комиссии по разоружению. Я отдал приказ выключить радио, так как оно больше не передавало указаний нашего командования, а служило целям безжалостного врага.

Теперь я решил посоветоваться с командой. Их слишком долго держали в темноте, и я хотел поговорить с ними более или менее откровенно. Я сказал:

– Камараден. Мне кажется, пробил самый страшный час и для нас, и для Германии. Мы проиграли Вторую мировую войну. Мы все знаем, что теперь ожидает немецкий народ. Вражеская пропаганда не делает из этого секрета. Я думаю о плане превратить Германию в пастбище и стерилизовать немецких мужчин. Заложен фундамент политики, основанной на ненависти, Немецкие девушки и женщины окажутся беспомощными и подвергнутся похоти оккупантов, а мужчины будут депортированы. Напрасно наши правители, последним из которых был адмирал Дениц, умоляли пожалеть наш народ ради будущего Европы. Но их ненависть слишком велика. Ненависть не к нацизму, как они притворяются, – нацизм закончился со смертью Гитлера, но к самому немецкому народу. Мы должны решить, какой выбрать курс. Мы можем вывесить белый флаг, можем потопить подлодку или прийти в гавань какой-нибудь страны, которая честно относилась к нам все военные годы. Один из наших инженеров знает Аргентину и поддерживает связь с друзьями, живущими там. Он хорошо информирован об этой республике. У меня самого тоже есть друзья и знакомые там. У этой страны большое будущее. Из всего, что я знаю о ней, я верю в то, что она станет наиболее прогрессивным государством в Южной Америке с ее огромными природными ресурсами и неосвоенными территориями. Там у каждого есть возможность сделать карьеру.