Алексей Давтян - Занимательные истории из жизни Романовых

Однажды Николай I с придворной свитой в парадных мундирах посетил Пулковскую обсерваторию. Впоследствии ее директор, известный астроном Струве, рассказывал, что испытал при этом посещении чисто профессиональное затруднение – он увидел массу звезд – и все не на своих местах, имея в виду мундиры чиновников.

Как-то раз император Николай Павлович решил проверить работу своих высших чиновников и без предупреждения появился в 10 часов утра в Сенате. Сначала он посетил Уголовный департамент и не застал там ни души, затем 2-й департамент – та же картина. Лишь в 3-м департаменте Николай обнаружил сенатора П. Г. Дивова, одиноко корпевшего над своими бумагами. «Это кабак, а не Сенат», – по-солдатски прямолинейно возмутился государь.

Неизвестный художник. Вид Сенатской площади (фрагмент)

Николаю Павловичу так нравилась скульптурная композиция юношей с конями авторства Петра Карловича Клодта, что государь отправил их в дар прусскому королю и велел сделать копии. Но и копии не задержались – император отправил их неаполитанскому королю. В конце концов Клодт создал новые оригинальные композиции, воплощавшие сюжет «Покорение коня человеком» и предназначенные для Аничкова моста. Публика была в восторге. По этому поводу Николай I заметил с обычным для него грубоватым остроумием: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец!»

Однажды во время военных учений Николай I заметил плачущую девочку. Это была сиротка Дунечка, которую приютили ротные музыканты. Николай позаботился о девочке и отдал ее на воспитание за казенный счет. Дунечка выросла, стала редкой красавицей и звездой балов. Знаки внимания оказывал ей сам император. Но случилось так, что Дунечка полюбила одного поручика и вместе с ним бежала. Николай очень рассердился, беглецов разыскали и вернули. Дунечка лишилась расположения монарха и высшего света, а поручика хотели отправить на Кавказ. Его спасло чувство юмора: «Из-за девчонки в гарнизон, это не резон!» – написал он в прошении на высочайшее имя. Николай Павлович сменил гнев на милость и оставил поручика в гвардии. А Дунечка стала дамой полусвета, но все равно отказывала заседавшим в Городской думе купцам, которые искали ее любви. Дунечка умерла от простуды в расцвете лет, не распорядившись своим капиталом. Николай приказал передать средства Городской думе на воспитание сирот. Но думские купцы, обиженные в свое время Дунечкой, отказались воспитывать сирот на деньги «блудницы». Тогда купец Сан-Гали нашел выход из положения и предложил на Дунечкины деньги построить общественные уборные. Так и сделали…

Как-то раз на маскараде Николай Павлович изволил довольно долго говорить с одной очаровательной маской. В конце вечера император спросил ее, каким подарком он мог бы отблагодарить ее за увлекательную беседу.

– Вы слишком милостивы, ваше величество, – отвечала маска, – я так счастлива вашим вниманием, что наоборот, желаю просить вашего позволения сделать мне самой подарок вашему величеству.

Государь согласился.

– Но только со мной этого подарка нет, и я буду просить позволения прислать его вам завтра, во дворец.

На следующее утро заинтригованный император получил от анонимного дарителя огромную корзину, а в ней… трех младенцев. Что заставило незнакомку пойти на такой шаг – неизвестно. Известно лишь, что Николай Павлович принял участие в судьбе подкидышей, за его счет они были воспитаны и получили хорошее образование.

После окончания строительства Николаевской железной дороги император решил наградить участников строительства и попросил главноуправляющего путей сообщения графа П. А. Клейнмихеля подготовить список тех, кто достоин награды. На это граф отвечал, что таковых не имеется, а все труды легли исключительно на его, Клейнмихеля, плечи. Государь высказал свое недоумение, но Петр Андреевич был непреклонен. Тогда Николаю I пришлось приказать составить наградной список. Клейнмихелю пришлось подчиниться.

Однажды в Зимнем дворце вдруг появился запах дыма. Причиной оказалась трещина в кирпичной кладке одной из труб. Трещину заткнули мочалом и замазали глиной. Дым исчез, но вскоре загорелось бревно возле трубы. Его облили водой и опять замазали глиной. А через два дня, 17 декабря 1837 года, во дворце начался пожар. В этот вечер на карауле в Фельдмаршальском зале стоял лейб-гвардеец корнет Мандель. Когда из соседних помещений повалил густой дым и перепуганные камер-лакеи разбежались, Мандель не решился оставить пост и запретил покидать свои посты караульным солдатам. Чтобы они не задохнулись, корнет разрешил им лишь опуститься на корточки.

Николай I приехал в Зимний из театра, когда пожар уже было не остановить.

Корнет Мандель начал было докладывать обстоятельства дела, хотя уже слышались крики: «Бегите, сейчас потолок провалится!»

– Караул еще здесь? – удивился император, увидев задыхающихся от дыма солдат.

Государь разрешил им оставить посты и поблагодарил за службу.

– Смею надеяться, – говорил сослуживцам корнет Мандель, – что полученная мною благодарность будет записана в формулярный список: мы горели в полном порядке.

Верне О. Портрет императора Николая I

При подъезде к уездному городишке Пензенской губернии Чембару кучер вывалил Николая I из экипажа, государь сломал при этом ключицу, левую руку и вынужден был идти пешком семнадцать верст до Чембара, где затем пролежал на попечении местных эскулапов целых шесть недель. Выздоровев, царь пожелал увидеть чембарских уездных чиновников. Пензенский губернатор Панчулидзев собрал их в доме уездного предводителя дворянства, в котором лечился император. Чиновники, изрядно оплывшие, привыкшие к покойным халатам, кое-как натянули на себя новенькую форму и выстроились по старшинству в шеренгу перед спальней императора. Николай открыл дверь и остановился на пороге. Он внимательно осмотрел всю шеренгу и сказал по-французски губернатору, улыбаясь:

– Послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю!

– Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество? – удивленно спросил губернатор.

– Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием «Ревизор», – ответил государь.

Николай Павлович придерживался спартанского и даже аскетического образа жизни. По утрам царь обычно проводил много времени в молитве и не пропускал воскресных богослужений. Спал он на узкой походной кровати, на которую был положен тонкий тюфяк, а накрывался старой офицерской шинелью. Сразу после коронации расходы на питание царской семьи были сокращены с 1500 рублей в день до 25. Традиционный рацион монарха составляли котлеты с картофельным пюре, щи, каша, как правило, гречневая. Больше трёх блюд подавать не разрешалось. Однажды метрдотель не удержался, поставил перед царём нежнейшее блюдо из форели.