Александр Парадисис - Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы

— Это душевная болезнь, — твердили эскулапы. — Пусть святейший отдыхает и ест побольше. Всё пройдет.

Однако болезнь не проходила. Может быть, оттого, что папа не мог ничего есть. Папа, который сутками мог сидеть за столом, отворачивается от еды и неподвижно лежит в постели, в отведённых ему покоях на первом этаже бывшего дворца подеста в Болонье, о котором мы уже упоминали. Здесь святая инквизиция допрашивала когда-то Коссу и Яндру, и отсюда же похитили Яндру лихие студенты и пираты. Этот дворец Косса сделал своей резиденцией.

Итак, в первом этаже дворца доживал свои последние дни измученный болезнью и уже почти ничего не чувствовавший папа Александр V, а этажом выше, в своей спальне, роскошно обставленной Коссой, в таком же состоянии лежала бывшая любовница могущественного кардинала. Она была похожа на труп. Тело ослабло, стало вялым и неподвижным, и единственное, что ещё было живым, — это её большие, красивые, горевшие беспокойным огнём глаза.

Она попросила причастить её и после причастия позвала к себе Коссу. Он пришел, взял стул и сел у её изголовья.

— Почему ты так странно смотришь на меня сегодня, Яндра? — спросил он, не сводя с неё глаз.

— Я причастилась, — неожиданно оживившись, ответила она. — Я готова к смерти. Она меня не пугает. Я хорошо прожила жизнь. Я узнала большую любовь. В тебе я нашла возлюбленного, о котором мечтала ещё девочкой…

Как она на него смотрела! Лицо её расцвело в улыбке. Странная это была улыбка! Если бы она не принадлежала умирающей красавице, можно было бы принять её за улыбку иронии.

— Балтазар, — прошептала Яндра, улыбаясь своей странной улыбкой и глядя в глаза Коссе. — Скоро я тебя покину. Уже покидаю. Наверно, я не доживу до вечера. Но прежде, чем я уйду из твоей жизни, я хочу исповедаться перед то бой. Я должна поговорить с тобой, рассказать тебе то, чего ты не знаешь обо мне. Выслушай меня…

Она попыталась пододвинуться к нему. Лёгкое как паутина, ставшее почти прозрачным тело с трудом переместилось к краю постели. Взгляд её снова встретился со взглядом Коссы.

— С того дня, как мы познакомились, ты всегда считал меня верной и преданной тебе возлюбленной… Я не была такой… Когда я впервые узнала, что ты изменяешь мне, я не находила себе места, душа моя разрывалась от ревности. И если бы не одно обстоятельство, я, наверно, умерла бы от горя… Ты помнишь Альберинго Джуссиано, бывшего кондотьера, который стал пиратом? Однажды ночью на Искье, когда я по своему обыкновению одна прогуливалась по берегу, стараясь рассеяться, он, пьяный, подошёл ко мне. Он меня не узнал. Он видел просто женщину… Он воспользовался тем, что сильнее меня, зажал мне рот, повалил и… овладел мною.

Она взглянула на Коссу, чтобы узнать, какое впечатление произвели на него её слова. Но на лице его не отразилось никаких чувств.

— В первый момент я была в ужасе от случившегося, — продолжала слабым голосом умирающая, — но потом успокоилась и решила ничего не рассказывать тебе. Тем более что в ту же ночь я видела тебя с какой-то рабыней. На следующий день я опять встретилась с Джуссиано и по собственной воле отдалась ему. И каждый раз, когда я видела, что ты целуешь другую женщину, я платила тебе за измену изменой с Джуссиано и с… другими тоже. Даже с рабами… мусульманами.

Она не отрывала взгляда от лица Коссы. Стоя на краю могилы, она всё-таки хотела знать, какое впечатление произведет её признание на любовника. Лицо Коссы было непроницаемо.

— У меня становилось легче на душе, когда я изменяла тебе, я чувствовала злорадное удовлетворение. Это помогало мне долгое время жить не терзаясь, как раньше. Я расплачивалась с тобой той же монетой. Я давно мечтала отомстить тебе, и это была моя месть. А если меня уж очень беспокоила какая-нибудь из твоих измен, я облегчала себе душу двойной, а иногда и тройной изменой тебе, Балтазар, я была близка почти со всеми мужчинами из экипажа твоих кораблей и многими, многими рабами… А когда ты стал слушателем церкви, я жила с твоими братьями во Христе, начиная с простых священников и кончая кардиналами…

Тщетно старалась Яндра уловить в лице своего друга хоть тень возмущения. Оно оставалось спокойным и бесстрастным. «Что же это? — спрашивала себя красавица из Вероны. — Что с ним? Ведь он всегда был таким мстительным!» Казалось, он не придаёт никакого значения её словам, а она так страстно ждала этого часа, часа отмщения, самого волнующего в её жизни! А он…

— Меня имели все твои знакомые и друзья, — продолжала она. — Слышишь, Балтазар? Даже Гуиндаччо Буонакорсо. Помнишь, однажды ты пришел к нему и увидел в его постели нагую женщину, спрятавшую лицо? Это была я. Этот безобразный пират был моим любовником. И твой верный друг Ринери Гуинджи, тоже…

Косса, так долго и загадочно молчавший, прервал её:

— Это Ринери сказал тебе, что Има приехала в Пизу?

Умирающая не сделала ни одного движения, только глаза её метнули молнию.

— Да… — сухо сказала она. — Её ты любишь… И этого я особенно не могла простить тебе… В Пизе мне не удалось расправиться с ней… Но говорят, что это удалось в Милане… Она умерла… И пусть я умру, но и её с тобой не будет…

— Ты ошибаешься, — спокойно сказал Косса. — Убийцы, которых ты купила, обманули тебя. Има жива.

Косса встал, прошелся по комнате, снова сел и заговорил:

— Откровенность за откровенность, Яндра. Я давно знаю о твоих изменах. Хотя и не сразу, но я понял, какое средство ты избрала, чтобы отомстить мне! Я чуть не убил Буонакорсо, но добился того, что он рассказал мне все подробности о твоих любовных похождениях… и о Гуинджи тоже… Твоя искренность заставляет и меня сделать тебе признание… Знай, что ты умираешь от моей руки. Ты отравлена страшным ядом, который приготовил мне один лекарь из Перуджи…

Лёгкий, как вздох, возглас сорвался с уст Яндры, глаза её широко раскрылись от ужаса.

— Яндра, — тихо и спокойно продолжал Косса. — Я отравил тебя не за твои измены. Я терпел бы их и дальше, как терпел несколько лет, с тех пор, как увидел тебя нагой в постели Буонакорсо. Я узнал, что это была ты, исповедуя Гуиндаччо. Не измены твои меня волнуют. Ты погибнешь потому, что злобно и настойчиво преследовала Иму. А Име… ей, — и больше никому в этом мире, — принадлежат моя любовь и нежность…

И он направился к двери. Яндра вскрикнула, приподнялась на постели, тут же упала снова и замерла.

Косса обернулся, подошел к кровати и, протянув руку, закрыл глаза умершей…

А в огромном зале, превращённом в опочивальню, метался в агонии пана Александр V.

Врачи, кардиналы, придворные ожидали смерти критянина Петра Филарга за дверью его спальни, заранее убранной в траур.