Вячеслав Козляков - Лжедмитрий I

Первое серьезное столкновение армии, собранной царем Борисом Годуновым, с наемным войском самозванца произошло под Новгородом-Северским в декабре 1604 года. Бои за Новгород-Северский, где Лжедмитрий I когда-то останавливался перед уходом в Литву, показали, что в начавшейся борьбе за московский трон еще ничего не было предрешено. «Виною» тому стали умелые действия царского воеводы Петра Федоровича Басманова, несколько недель державшего польско-литовские роты и казачьи сотни под осажденным Новгородом-Северским до подхода основной армии царя Бориса Годунова. (Это тот самый Басманов, который станет ближайшим советником и телохранителем Лжедмитрия и погибнет с ним в один день!)

Спасало дело «царевича Дмитрия» то, что уже взошла буря от посеянного им ветра «прелестных» писем. Следствием призывов самозванца стали измены в северских городах. К Лжедмитрию потянулись новые сторонники, по примеру Чернигова на сторону царевича Дмитрия в ноябре 1604 года перешли Путивль, Рыльск, Севск и Курск118. «Новый летописец» рассказывал о «времени» (отсюда — «временщик», фаворит), наступившем для будущего главного боярина самозванца князя Василия Рубца Михайловича Мосальского, сдавшего Лжедмитрию Путивль: «Тако жив Путимле окаянной князь Василей Рубец Масалской да дьяк Богдан Сутупов здумаше также, околничево Михаила Салтыкова поимаше, а к нему послаша с повинною. Той же Гришка нача тово князь Василья жаловать: тако ж никому таково времени не было, что ему»119.

Создалась необычная ситуация: пока самозванец увяз под Новгородом-Северским, северские города сдавались от одного упоминания имени царевича Дмитрия. Их жители своими руками вязали царских воевод, без принуждения присягали на верность сыну Ивана Грозного, слали ему посольства, дары и казну.

Решающая битва произошла у Новгорода-Северского 21 декабря 1604 года. Позднее автор «Иного сказания» сравнит ее с Мамаевым побоищем, только на этот раз победе «князя Дмитрия» нельзя было порадоваться. Описание битвы не лишено поэзии, но это рассказ о трагедии и жестоком поражении царского войска:

«Яко две тучи, наводнившеся, темны бывают ко пролитию дождя на землю, тако и же те суть два войска, сходящееся между собою на пролитие крови человеческия, и покрыша землю, хотящее един другого одолети. И быша яко громи не в небесных, но в земных тучах пищалной стук, и огонь яко молния свиркает во тме темной, и свищут по аеру пульки и ис тмочисленных луков стрелы, падают человецы, яко снопы по забралом… И брань зело страшна бысть, якоже и на Дону у великого князя Дмитрея с Мамаем, ужаса и страха полна та беяше борьба».

Автора сказания удивили хитрости, придуманные в войске самозванца, когда многие воины использовали медвежьи шкуры, чтобы напугать лошадей противника, а «у иных коней по обе страны косы в тесноте режут». Все это, по описанию автора «Иного летописца», привело в смятение «московскую силу», и как результат «во смятении том многа войска побиша, и до самого знамения воеводцкаго добишася; и трупо человеческим землю помостиша… И тако его Гришкино войско одолеша, Борисово же войско побегоша»120.

Царские воеводы, тем не менее, поспешили доложить о победе, и царь Борис Годунов не скрывал своей радости. Ему, наверное, на минуту показалось, что все самое страшное позади. Одно омрачало победу — тяжелое ранение командующего годуновской рати боярина князя Федора Ивановича Мстиславского («по голове ранили во многих местех»). Утешить и наградить его и других воевод — участников сражения под Новгородом-Северским были немедленно посланы от Годунова специальные посланники, раздавшие золотые наградные монеты, которые можно было носить как медали.

Чашник Никита Дмитриевич Вельяминов по воинскому ритуалу поощрения отличившихся воевод должен был произнести речь и передать «жалованное слово» царя Бориса Федоровича. Текст слова сохранился в разрядных книгах. Князя Федора Ивановича Мстиславского велено было «о здоровье спросить», что было признаком высшей государевой милости. К первому царскому боярину обращались особенно торжественно, с почетным прибавлением «осу» к его имени (сокращение от «осударь», то есть «государь»): «Князь Федоросу Иванович!» Царь Борис Годунов и царевич Федор Борисович извещали, что им стало известно о происшедшем бое и ранении боярина, и для лечения присылали «дохтура Ягана да оптекаря Петра Долаврина».

Борьба с самозванцем рассматривалась не просто как доблесть верной службы царю, а как победа православия: «И ты то зделал, боярин наш князь Федор Иванович, паметуючи Бога и крестное целованье, что еси пролил кровь свою за Бога и за Пречистую Богородицу, крепкую нашу помощницу, и за великих чюдотворец, и за святыя Божия церкви, и за нас, и за всех православных християн». Боярина князя Федора Ивановича Мстиславского обнадеживали, что еще большая слава его ожидает в Москве, когда он увидит «царские очи»: «И мы тебя за твою прямую службу пожалуем великим своим жалованьем, чево у тебя на уме нет». Большой почести и наград удостоились рядовые участники сражения под Новгородом-Северским, которых тоже пожаловали и «велели… о здоровье спросить». А вот второй воевода боярин князь Дмитрий Иванович Шуйский уже не удостоился такой чести, ему было велено только «поклонитца». Причина состояла в том, что боярин Шуйский ничего не сообщил о сражении в Москву. Царь Борис Годунов выговаривал ему за это: «И вы то делаете не гораздо, и вам бы к нам о том отписать вскоре подлинно».

Дело, конечно, было не в забывчивости боярина и воеводы князя Дмитрия Ивановича Шуйского. В своем донесении ему пришлось бы рассказать царю не только о ранении боярина Мстиславского, но еще и о больших потерях, а также о том, что войско потеряло свое главное знамя. Царь Борис Годунов поневоле выдал желаемое за действительное и поторопился с высшей оценкой действий своей армии под Новгородом-Северским. Сама крепость, правда, так и не была взята отрядами самозванца, однако автор «Нового летописца» вынужден был записать, что «под Новым же городком бысть бой, и гневом Божиим руских людей побили»121. Знамя так и осталось добычей войска самозванца, хотя царские воеводы вели переговоры, чтобы выкупить его. Богатый трофей — шитое золотом и украшенное соболями знамя — лишь перессорил польских и русских сторонников самозванца. Они тоже понесли тяжелые потери, — по свидетельству Станислава Борши, под Новгородом-Северским осталось три братских могилы с телами сторонников Дмитрия. В день похорон самозванец не мог сдержать слез. Если кто и надеялся, что все само упадет в руки, как предсказывал «царевич», набирая свою армию, то теперь он должен был прозреть.